В разговор вмешалась Энни:
— В больницу? Здесь? А без этого никак нельзя? Африка меня пугает.
Врач покачал головой:
— Кровь у вас возьмут новым одноразовым шприцем, потом его выбросят, следовательно, вам нечего бояться. У нас в Найроби самый лучший в восточной Африке госпиталь.
Один вопрос: если ваш муж не заболел малярией, на что я очень надеюсь, продолжите ли вы свое путешествие или вернетесь домой?
Я прервал его:
— Мы останемся еще на несколько дней, на неделю.
— А какие обязательства удерживают вас в Кении? — спросил врач.
— Жена хочет основать фонд и пожертвовать кенийцам много миллионов долларов, чтобы помочь сохранить национальные парки. Мы здесь находимся по делу. От этого путешествия зависит решение о сроках передачи пожертвования, в какие регионы и в каких направлениях пойдут деньги. Жена довольно хорошо знает Африку, особенно Кению, ей нужно время на раздумье перед подписанием этого документа.
Врач повернулся к Энни:
— Вы никогда не болели тропической болезнью, мадам?
История про фонд и деньги его не волновала. Услышал ли он ее, принял ли всерьез? Были ли мы похожи на меценатов, желающих пролить на саванну долларовый дождь, или просто мошенниками-мифоманами?
— Нет, — ответила Энни, — таких проблем со здоровьем у меня никогда не было.
Врач был озадачен ответом и задумался:
— Если мистер Ландлер не заболел малярией, то после нескольких дней лечения антибиотиками вы сможете продолжить поездку, если это так уж необходимо.
Он повернулся ко мне:
— Вы потеряли много сил, мистер Ландлер. Не форсируйте события. Пока мы будем делать анализ крови, принимайте вот эти таблетки, чтобы сбить температуру.
Он отдал Энни небольшой пакет.
— Здесь четыре таблетки. Дайте ему сразу две. А пока я позвоню в больницу и предупрежу их. Кроме анализа крови, мне нужен рентгеновский снимок легких
— Это действительно необходимо?
— Да.
Он позвонил в больницу, сообщил о нашем приезде, дал необходимые распоряжения и затем ушел. Мы остались в полной тишине. Я проглотил таблетки, которые протянула мне Энни. Тело было как ватное.
— Я помогу тебе, — сказала она. — Не переживай.
Зазвонил телефон.
— Это может быть Лос-Анджелес. Осторожнее, Энни. Прошу тебя, осторожнее.
Энни сняла трубку, черты ее лица вытянулись. Она прикрыла микрофон ладонью, голос ее был слегка искажен:
— Да, Син… Все хорошо. А как у вас? Рада вас слышать. Что же может быть таким срочным? Почему вы не принимаете меры, которые, по-вашему, необходимы? Зачем вы нас беспокоите?
Она была очень правдоподобна, вела себя абсолютно естественно, я восхищался ею.
— Да, Син, слушаю. Участок земли в Токио? Но мы ведь все решили, разве не так? Да, знаю, что этот участок… Что? Идефикс Эрика? Пусть он и решает. Обычно я так не поступаю? Подождите, я дам ему трубку.
Отчаянными жестами я попытался ее остановить. Наконец она протянула мне трубку. Голос Сина звучал четко, словно он был рядом:
— Привет, Эрик! Какой успех! Энджи так изменилась, это из-за любви или из-за Африки?
— Она просто счастлива, Син, и мы сейчас заняты проблемами ее фонда.
— Надеюсь, что она не заразила своими безумными идеями и вас?
Настроение у Сина было не из лучших.
— Заразила, это сильно сказано, но признаюсь, что здесь, на месте, я понимаю ее намного лучше, чем прежде.
— Не теряйте головы, Эрик! Кстати, почему вы вернулись в Найроби? Это хороший или плохой знак?
— Нам пришлось изменить маршрут. Потом все объясню. Через несколько дней мы уезжаем к ней.
— Ах, да, — с горечью произнес он — Это ее тихое безумие, ее дом и деревня… Я только что получил копию сметы от архитектора. Сумма просто астрономическая. Надо бы отговорить ее от этих затей с яслями, школами. Хорошо еще, что она не собирается возводить там храм.
Я ответил уклончиво:
— Вы же знаете, как она упряма. Сейчас не самый удобный момент, чтобы это обсуждать.
— Наоборот, самое время. Она не должна подписывать контракт.
— Полагаете, что на нее можно будет повлиять?
— Попытайтесь. Она прислушивается к разумным доводам. А почему вы не поселились в гостинице, где она обычно любит останавливаться? Она обожает «Норфолк».
— В «Норфолке» не было свободных мест. Поскольку мы изменили маршрут, это уже не столь важно.
— Но вы поедете в «Маунт Кения Сафари Клаб»?
— Разумеется.
— А когда вы возвращаетесь?
— Через пару недель или чуть позже. Энджи хочет пробыть несколько дней в Нью-Йорке.
Син старался быть любезным:
— А что делать с японским участком? Бросаем это дело, или как?
— Ни в коем случае. Помурыжьте их немного, они хотят проглотить нас с потрохами, думаю, что и нам надо бы поживиться за их счет…
— Они поднимут цену.
— Посмотрим.
Я ожил, наконец-то я мог поговорить о работе, компания нуждалась во мне. Мне ужасно надоели дороги, жирафы, зебры и хотелось вернуться в Лос-Анджелес. Я был уверен в том, что нашел нужное решение. Энджи должна будет официально исчезнуть в Нью-Йорке. После официального срока траура я снова вернусь к работе. Я наслаждался любезностью Сина и уверил его в моем добром отношении, заверил его в моей преданности и дружбе.
Я положил трубку с глубоким вздохом облегчения. Энни принесла мне стакан воды.
— Великолепно, — сказала она — Даже я в это поверила.
— Это комплимент?
— Конечно, — ответила она, — Но скажи мне, а если твоя жена передумает, вернется в Лос-Анджелес и заявит Сину: «Вот и я. У меня для тебя есть новость: Эрик болтается по Африке с любовницей. Я хочу с ним развестись»?
— Этого не стоит опасаться. Давай поторопимся, надо ехать в больницу.
Я оделся, и мы спустились вниз. Холл отеля «Нью-Стэнли» был местом встреч деловых людей и туристов. Первые суетились здесь с папками для бумаг, вторые — с кинокамерами.
Энни попыталась заговорить про фонд Энджи.
— Ты не слишком много сказок рассказал врачу? Про эти миллионы в подарок… Если твоя жена придает такое большое значение этому путешествию и Африке, почему же она отправила тебя с какой-то неизвестной особой?
Я хотел избежать объяснений, я был слишком болен, а Энни слушала слишком внимательно.
— Я делаю все, что могу, чтобы спасти лицо, — сказал я — Но сейчас важно одно — я болен… Оставь меня в покое…