Я увидел, как Джойс опустилась на колени с бумажным пакетом, принялась собирать стекло. Затем начала всхлипывать. Она пыталась не показывать слез. Повернулась ко мне спиной, но я видел, как ходят ее плечи, как она вся трясется и разрывается.
Я положил Пикассо на пол и зашел в кухню.
– Детка. Детка, не надо!
Я обнял ее сзади. Она была вялой.
– Детка, ну прости меня… Прости.
Я прижимал ее к себе, обхватив рукой живот. Я поглаживал его легко и нежно, пытаясь остановить конвульсии.
– Легче, детка, ну, легче. Тише…
Она немного успокоилась. Я отодвинул ей волосы и поцеловал за ухом. Там было тепло. Она отдернула голову. Когда я поцеловал ее туда в следующий раз, голову она отдергивать не стала. Я услышал, как она втянула в себя воздух, тихонько застонала. Я взял ее на руки и вынес в другую комнату, сел в кресло, усадил ее на колени. Она не хотела на меня смотреть. Я целовал ей горло и уши. Одна рука на плечах, другая – на бедре. Я стал водить рукой по бедру вверх и вниз, в ритме ее дыхания, стараясь снять плохое электричество.
Наконец со слабейшей из улыбок она на меня взглянула. Я дотянулся и куснул ее в подбородок.
– Сучка сумасшедшая! – сказал я.
Она рассмеялась, и мы поцеловались, головы наши задвигались взад и вперед. Она опять начала всхлипывать.
Я отодвинулся и сказал:
– НЕ НАДО!
Мы опять поцеловались. Потом я снова взял ее на руки и донес до спальни, положил на кровать, быстро скинул штаны, трусы и ботинки, стянул ей трусики до туфель, сорвал одну и так, с одной ногой в туфле, а с другой – без, устроил ей лучшую скачку за много месяцев. Ни одна герань не устояла. Закончив, я медленно понянчился с ней, играя ее длинными волосами, шепча разные разности. Она мурлыкала. В конце концов встала и ушла в ванную.
Оттуда она не вернулась. Она ушла в кухню и начала мыть тарелки и петь.
Господи, да самому Стиву Маккуину [5] это лучше бы не удалось.
У меня на шее было два Пикассо.
После ужина, или обеда, или что еще я там ел – с моими безумными 12-часовыми сменами я уже не разбирал, что есть что, – я сказал:
– Послушай, детка, прости, конечно, но неужели ты не понимаешь, что эта работа сводит меня с ума? Слушай, давай все бросим. Давай просто валяться на кровати, заниматься любовью, ходить гулять и разговоры разговаривать. Давай сходим в зоопарк. На зверюшек посмотрим. Давай съездим посмотрим на океан. Сорок пять минут всего от нас ехать. Пошли посражаемся на игральных автоматах. Поехали на скачки, в Художественный музей, на бокс. Давай заведем друзей. Давай смеяться. Такая жизнь – как у всех: она убивает нас.
– Нет, Хэнк, мы должны им показать, мы должны им показать…
Это говорила маленькая девочка из техасского захолустья. Я сдался.
Каждый вечер, перед тем как мне уходить на смену, Джойс раскладывала для меня на постели одежду. Все было самым дорогим, что лишь можно купить за деньги. Я никогда не надевал одни и те же брюки, одну и ту же рубашку, одни и те же ботинки два раза подряд. У меня были десятки разных нарядов. Я надевал все, что бы она для меня ни выложила. Совсем как мама, бывало.
Не очень я далеко ушел, думал я и надевал на себя это барахло.
У них была такая штука, которая называлась Тренировочным Классом, поэтому как ни верти, а каждую ночь нам можно было не распихивать почту минут по 30.
Здоровый итальяно вознесся на трибуну растолковать нам все, как есть.
– …так, нет ничего лучше аромата хорошего чистого пота, но нет ничего хуже вони застоявшегося пота…
Боже святый, думал я, мне померещилось? И такая дрянь наверняка санкционирована правительством. Этот олух велит мне мыть под мышками. Инженеру или концертмейстеру они бы такое сказать не посмели. Он нас унижает.
– …поэтому ванну принимайте каждый день. Вас будут оценивать и по внешнему виду, не только по производительности труда.
Мне кажется, он хотел где-то употребить слово «гигиена», но такого слова в нем просто не было.
Затем он отошел в глубину лекционного помоста и развернул большую карту. Большую без шуток. Она половину сцены закрывала. На карту направили фонарь. А здоровый итальяно взял указку с маленьким резиновым соском на кончике, вроде той, что используют в первом классе, и ткнул ею в карту.
– Вот, видите все это ЗЕЛЕНОЕ? Так вот, его тут до черта. Смотрите!
Он поднял указку и повозил ею по зеленому.
В то время антирусские настроения были намного сильнее, чем сейчас. Китай еще не начал поигрывать мускулами. Вьетнам пока оставался балёхой с фейерверком. Но я все равно думал, уж не спятил ли я? Наверняка у меня что-то со слухом! Однако никто в классе не возмущался. Им нужна работа. И мне, по мнению Джойс, тоже нужна работа.
Потом он сказал:
– Смотрите сюда. Вот это – Аляска! А вот тут – они! Похоже, они тут даже перепрыгнуть к нам могут, правда?
– Ага, – ответил с первого ряда какой-то тип с промытыми мозгами.
Итальяно свернул карту. Она хрустко скрутилась сама в себя, потрескивая от праведного гнева войны.
Затем он перешел на край сцены и ткнул своей резиновой титькой в нас.
– Я хочу, чтобы вы поняли: мы обязаны сдерживать рост бюджета! Я хочу, чтобы вы поняли: КАЖДОЕ ПИСЬМО, КОТОРОЕ ВЫ СОРТИРУЕТЕ – КАЖДУЮ СЕКУНДУ, КАЖДУЮ МИНУТУ, КАЖДЫЙ ЧАС, КАЖДЫЙ ДЕНЬ, КАЖДУЮ НЕДЕЛЮ, – КАЖДОЕ ЛИШНЕЕ ПИСЬМО, КОТОРОЕ ВЫ СОРТИРУЕТЕ ВО ВНЕРАБОЧЕЕ ВРЕМЯ, ПОМОГАЕТ НАМ РАЗГРОМИТЬ РУССКИХ! Так, на сегодня все. Перед тем как уйти, каждый из вас получит свое плановое задание.
Плановое задание. Это еще что?
Кто-то прошел по классу, раздавая листы бумаги.
– Чинаски? – спросил он.
– Ну?
– У вас зона девять.
– Спасибо, – ответил я.
Это я ляпнул не подумав. Зона 9 была самым здоровым участком в городе. Некоторые парни получили крошечные зоны. То же самое, что и с двухфутовым подносом за 23 минуты, – в тебя их просто засаживали.
На следующую ночь, когда нашу группу переводили из главного корпуса в учебный, я остановился поговорить с Гасом, старым разносчиком газет. Гас некогда был третьим претендентом на звание чемпиона во втором полусреднем весе, но чемпионства так и не увидел. Он замахивался слева, а, как вы хорошо знаете, никому не в кайф драться с левшой – мальчика нужно с самого начала переучивать. Кому охота? Гас завел меня внутрь, и мы слегка приложились к его бутылочке. Потом я пошел догонять остальную группу.