Разумеется, я был с очень мерзкого похмелья. Мы остановились хлебнуть кофе.
Похороны уже шли не так, как полагалось. Ларри поругался с католическим священником. Тот сомневался, была ли Бетти ревностной католичкой, и не хотел проводить службу. Наконец решили, что он отслужит половину. Ладно, полслужбы лучше, чем вообще никакой.
Даже с цветами получился косяк. Я купил венок из роз, из разных роз, и их сплели в венок. Цветочная лавка полдня его плела. Барышня из цветочной лавки знала Бетти. Они вместе пили несколько лет назад, когда у нас с Бетти были дом и собака. Делси звали барышню. Мне всегда хотелось забраться к Делси в трусики, но так и не удалось.
Делси позвонила мне.
– Хэнк, да что там такое с этими гадами?
– С какими гадами?
– С этими, в похоронном бюро?
– В чем дело?
– Ну, я отправила мальчишку на грузовике отвезти твой венок, а они не хотели его впускать. Сказали, что закрыто. Сам знаешь, туда путь не близкий.
– И что, Делси?
– Наконец они разрешили ему занести венок, но не дали положить его в холодильник. Поэтому мальчишке пришлось оставить венок внутри. Что за херня творится с этими людьми?
– Не знаю. Что за херня с людьми повсюду?
– Я не смогу приехать на похороны. У тебя все нормально, Хэнк?
– А может, приедешь меня утешить?
– Придется Пола взять с собой. Пол был ее мужем.
– Ладно, не стоит.
И вот мы ехали на половину похорон. Ларри поднял голову от кофе.
– Я напишу вам про памятник попозже. У меня сейчас больше денег нет.
– Хорошо, – ответил я.
Ларри расплатился за кофе, мы вышли и влезли в «мерседес-бенц».
– Постой минутку, – сказал я.
– Что такое? – спросил Ларри.
– Мне кажется, мы кое-что забыли. Я вернулся в кафе.
– Марша.
Та по-прежнему сидела за столиком.
– Мы уезжаем, Марша.
Она поднялась и пошла за мной к выходу.
Священник читал свою муру. Я не слушал. Стоял гроб. В гробу лежало то, что раньше было Бетти. Стояла жара. Солнце опускалось одной желтой простыней. Вокруг летала муха. На половине полупохорон явились двое парней в робах. Они несли мой венок. Розы завяли, завяли и умерли на жаре, и парни прислонили эту штуку к ближнему дереву. Под конец службы мой венок наклонился и упал лицом вниз. Никто его не поднял. Затем все кончилось. Я подошел к священнику и пожал ему руку:
– Спасибо.
Тот улыбнулся. Улыбались теперь двое: священник и Марша.
На въезде в город Ларри снова сказал:
– Я напишу вам про памятник. Я до сих пор жду этого письма.
Я поднялся к себе в 409-ю, выпил скотча пополам с водой, вытащил из верхнего ящика немного денег, спустился по лестнице, сел в машину и поехал на бега. Подъехал как раз к первому заезду, но играть не стал, поскольку не успел почитать программу.
Я пошел в бар выпить и увидел, как мимо проходит эта высокая квартеронка в старом плаще. Одета неважно, да я и сам не лучше – вот и позвал ее, негромко, но так, чтоб услышала:
– Ви, малышка.
Она остановилась, подошла.
– Привет, Хэнк. Как дела?
Я знал ее по центральному почтамту. Она работала на другом участке, возле поилки, но казалась дружелюбнее прочих.
– Тоска. Третьи похороны за два года. Сначала мама, потом отец. Сегодня – одна старая подруга.
Она что-то себе заказала. Я открыл программу.
– Давай посмотрим второй заезд.
Она подошла и оперлась на меня кучей ноги и груди. Под этим плащом что-то было. Я всегда ищу непубличную лошадь, которая может обставить фаворита. Если же нахожу, что фаворита обойти никто не может, ставлю на фаворита.
После тех двух похорон я приходил на бега и выигрывал. Что-то есть такое в похоронах. От них лучше разные вещи видишь. Каждый день бы похороны – глядишь, и разбогател бы.
6-я лошадь на голову уступила фавориту в забеге на милю. Фаворит обошел 6-ю после форы в два корпуса на начале отрезка. 6-я котировалась 35/1. Фаворит в этом забеге шел 9/2. Оба оплачивались в одном классе. Фаворит набрал 2 фунта, 118 вместо 116. 6-я по-прежнему несла 116, но они поменяли жокея на менее популярного, к тому же дистанция – миля и одна 16-я. Толпа прикинула, что если фаворит нагонит 6-ю на миле, то на оставшейся 1/16-й мили уж точно поймает. Логично, кажется. Но бега не подчиняются логике. Тренеры вводят своих лошадей в неблагоприятных, казалось бы, условиях, чтобы деньги публики на лошади не залипали. Смена дистанции плюс замена на менее популярного жокея – все указывало на галоп к хорошей цене. Я посмотрел на табло. Утренняя строка была 5. Сейчас табло гласило 7 к 1.
– Шестая лошадь, – сказал я Ви.
– Не-а, вылетит, – ответила та.
– Ага, – сказал я, пошел и поставил 10 на победителя, на 6-ю.
6-я взяла форы от самых ворот, впритирку прошла заграждение на первом повороте, а потом под легким поводом ушла вперед на корпус с четвертью на обратном отрезке. Весь табун – за ней. Они думали, что 6-я поведет их на повороте, затем откроется в начале отрезка и тут они наступят ей на пятки. Стандартная процедура. Но тренер дал жокею совершенно другие инструкции. В начале поворота парень отпустил тетиву, и лошадь прыгнула вперед. Другие жокеи не успели еще и в седла сесть, а 6-я уже гнала на четыре корпуса впереди. В начале отрезка этот дал лошадке чуть-чуть продышаться, оглянулся, а затем снова вжарил. Вроде вылезаю. Тут фаворит, 9/5, оторвался от стаи – ну и двигался же этот сукин сын. Корпуса просто пожирал, гнал и гнал вперед. Похоже, он собирался и мою лошадку проскочить. Фаворитом была 2-я лошадь. На середине отрезка 2-я отставала от 6-й всего на полкорпуса, и тут парень на 6-й пустил в дело хлыст. А мальчонка на 2-й пустил его в ход уже давно. Так они и прошли остаток отрезка, в полкорпусе друг от друга, так и пришли к финишу. Я посмотрел на табло. Моя лошадь поднялась до 8 к 1. Мы снова пошли в бар.
– Лучшая лошадь этот заезд не выиграла, – сказала Ви.
– А мне все равно, кто лучший. Мне нужен только передний номер. Заказывай.
Мы заказали.
– Ладно, грамотей. Посмотрим, как ты следующую получишь.
– Говорю же тебе, малышка, я после похорон – сам дьявол.
Она прислонила ко мне всю эту свою ногу с грудью. Я пригубил скотча и развернул программу. Третий заезд.
Я просмотрел весь список. В тот день они просто собирались прикончить толпу. Торопыжка только что выиграла, поэтому теперь толпа просекла, какая лошадь скоростная, и плевать хотела на остальных бегунов на отрезке. Памяти у толпы хватает только на один заезд. Отчасти из-за 25-минутного перерыва. Они умеют думать лишь о том, что произошло только что.