Пешком я вернулся домой. Налил еще водки с водой и позвонил Тэмми.
– Слушай, детка, я влип. У меня твое кресло торчит сквозь лобовое стекло, я не могу его вытащить и засунуть внутрь тоже не могу, а дверца не закрывается. Стекло разбито. Что мне делать? Помоги мне, ради бога!
– Ничего, разберешься, Хэнк. Она повесила трубку.
Я набрал номер снова.
– Малышка…
Она повесила трубку. А потом уже не вешала: бзззз, бзззззз, бзззз…
Я вытянулся на постели. Зазвонил телефон.
– Тэмми…
– Хэнк, это Вэлери. Я только что домой пришла. Я хочу тебе сказать, что твоя машина стоит на стоянке пиццерии с открытой дверью.
– Спасибо, Вэлери, но я не могу ее закрыть. Там плетеное кресло застряло в ветровом стекле.
– О, я не заметила.
– Спасибо, что позвонила.
Я уснул. Сон мой был беспокоен. Мою машину отбуксируют. Меня оштрафуют.
Я проснулся в 6.20 утра, оделся и пошел к пиццерии. Машина стояла на месте. Всходило солнце.
Я нагнулся и схватил кресло. Оно по-прежнему не поддавалось. Я рассвирепел и стал тянуть его и дергать, матерясь. Чем невозможнее это казалось, тем больше я психовал. Неожиданно раздался треск дерева. Я воодушевился, откуда-то взялась сила. В руках остался отломившийся кусок ножки. Я взглянул на него, отшвырнул на середину улицы и снова принялся за работу. Оторвалось еще что-то. Дни, проведенные на фабриках, за разгрузкой вагонов, за поднятием ящиков с мороженой рыбой, за перетаскиванием туш убитого скота на плечах, принесли свои плоды. Я всегда был силен, но в равной же степени ленив. Теперь я прямо-таки раздирал это кресло. Наконец я вырвал его из машины. Я набросился на него прямо на стоянке. Я расколотил его на куски, я разломал его на части. Потом собрал их все и аккуратно сложил на чьем-то парадном газоне.
Я залез в «фольксваген» и отыскал стоянку рядом с домом. Теперь оставалось только найти автомобильную свалку на авеню Санта-Фе и купить новое стекло. Это подождет. Я вернулся в дом, выпил два стакана ледяной воды и лег спать.
Прошло четыре или пять дней. Зазвонил телефон. Тэмми.
– Чего тебе? – спросил я.
– Слушай, Хэнк. Знаешь маленький мостик, по пути к моей маме?
– Ну.
– Так вот, прямо рядом с ним гаражная распродажа. Я зашла и увидела пишущую машинку. Всего двадцать баксов и в хорошем рабочем состоянии. Пожалуйста, купи ее мне, Хэнк.
– На хера тебе машинка?
– Ну, я тебе никогда не говорила, но мне всегда хотелось стать писателем.
– Тэмми…
– Пожалуйста, Хэнк, всего лишь один последний раз. Я буду тебе другом на всю жизнь.
– Нет.
– Хэнк…
– Ох, блядь, ну ладно.
– Встретимся на мостике через пятнадцать минут. Я хочу побыстрее, пока ее не забрали. Я нашла себе новую квартиру, и Филберт с моим братом помогают мне переехать…
Тэмми не было на мосту ни через 15 минут, ни через 25. Я снова залез в «фольк» и поехал к ее матери. Филберт грузил коробки в машину Тэмми. Меня он не видел. Я остановился в полуквартале от дома.
Тэмми вышла и увидела мой «фольксваген». Филберт садился к себе в машину. У него тоже был «фольк», только желтый. Тэмми помахала ему и сказала:
– До скорого!
Потом зашагала по улице ко мне. Поравнявшись с моей машиной, растянулась на середине улицы и осталась лежать. Я ждал. Тогда она поднялась, дошла до машины, влезла.
Я отъехал. Филберт сидел в машине. Я помахал ему, когда мы проезжали мимо. Он не ответил. Глаза его были печальны. Для него все это лишь начиналось.
– Знаешь, – сказала Тэмми, – я сейчас с Филбертом.
Я рассмеялся. Непроизвольно вырвалось.
– Поехали быстрее. Машинку могут купить.
– А чего тебе эту поеботину Филберт не купит?
– Слушай, если не хочешь, можешь остановиться и просто меня высадить!
Я остановил машину и распахнул дверцу.
– Слушай, сукин ты сын, ты же сам мне сказал, что купишь машинку! Если не купишь, я сейчас начну орать и бить тебе стекла!
– Ладно. Машинка твоя.
Мы приехали. Машинку еще не продали.
– Всю свою жизнь до сегодняшнего дня эта машинка провела в приюте для умалишенных, – сообщила нам дама.
– Значит, теперь она как раз по адресу, – ответил я.
Я отдал даме двадцатку, и мы поехали назад. Филберта уже не было.
– Не хочешь зайти на минутку? – спросила Тэмми.
– Нет, мне надо ехать.
Она донесет машинку и без моей помощи. Машинка портативная.
Я пил всю следующую неделю. И ночью, и днем, и написал 25 или 30 скорбных стихов об утраченной любви.
Телефон зазвонил в пятницу вечером. Мерседес.
– Я вышла замуж, – сказала она, – за Маленького Джека. Ты с ним познакомился на вечеринке, когда читал в Венеции. Он славный парень, и деньги у него есть. Мы переезжаем в Долину.
– Хорошо, Мерседес, удачи тебе во всем.
– Но я скучаю по тому, как мы с тобой пили и разговаривали. Ничего, если я сегодня заеду?
– Давай.
Она была у меня уже через 15 минут, забивала косяки и пила мое пиво.
– Маленький Джек – хороший парень. Мы счастливы вместе.
Я потягивал пиво.
– Я не хочу ебаться, – сказала она. – Я уже устала от абортов, я в самом деле от абортов устала.
– Что-нибудь придумаем.
– Я хочу просто покурить, поболтать и попить.
– Мне этого недостаточно.
– Вам, парням, только и надо, что поебаться.
– Мне нравится.
– Ну, а я не могу ебаться, я не хочу ебаться.
– Расслабься.
Мы сидели на тахте. Не целовались. Мерседес разговаривать не умела. Она неинтересна. Но у нее ноги, задница, волосы и молодость. Я встречал интересных женщин, бог тому свидетель, но Мерседес в их список не входила.
Пиво текло, косяки шли по кругу. Мерседес работала все там же – в Голливудском институте человеческих отношений. У нее плохо бегала машина. У Маленького Джека жирный и короткий член. Сейчас она читает «Грейпфрут» Иоко Оно. [14] Она устала от абортов. В Долине жить можно, только она скучает по Венеции. Ей не хватает велосипедных прогулок по набережной.