Погода не подвела, и можно было прогуляться с детьми на свежем воздухе. После дождя листва была еще влажная, но девочки все равно, не слушая своих родителей, копались в опавших листьях, выбирая самые красивые. Григорий с Викторией сидели на скамейке, курили и издалека наблюдали за дочерьми. Вика первая прервала молчание:
— Женька звонил, весь такой счастливый. Спасибо говорил — Катя его простила, и он счастлив. Я в полном недоумении.
— Она тоже звонила. Тоже спасибами завалила, что берег ее от всего этого кошмара. Любит меня, соскучилась страшно. Неожиданный поворот, да?
— Ну, почему? Кого же ей еще любить-то?
— Я тоже ее люблю. Я вчера это окончательно понял. Я все-все ей прощаю, так что не надо мне ничего говорить.
— Да, любовь — страшная сила. Смотри, как Анька бегает, прямо порхает, у нее явно — Катины способности.
— Никаких танцев. Это не обсуждается.
— У Кати-то был редкий талант.
— Где ж ты видела-то ее танцы?
— Да они с Женькой, когда вместе жили, все время танцевали, и на кухне, и в ванной, в комнатах, ну, когда не факались. Мне очень нравилось смотреть, как она двигается, как мотылек. Ну и трагичность какая-то чувствовалась в ней. Красивый глупый мотылек — добром это кончиться не могло.
Вика замолчала, затронутая тема неожиданно вытащила из вороха воспоминаний первую встречу с Катей восьмилетней давности, она думала, что уже и забыла подробности, но с удивлением поняла, что помнит все до мелочей. Она поддалась искушению и с головой погрузилась в воспоминания. Ей вспомнилась вечеринка на бабушкиной квартире в Коламске с Женей и его подругой, такой юной, красивой и неискушенной. Они устроили семейный обед в честь знакомства, а она, Вика, тогда представлялась всем Виктором, чем ужасно забавлялась. Катя пыталась вести светскую беседу, а может, ее действительно заинтересовал «Виктор», вся сцена, словно ожившая, предстала перед глазами.
Они втроем сидели за столом. Беседовали в основном «девушки», а Женя уплетал «оливье». Катя интересовалась:
— У вас такая интересная работа. Женя говорит, вы людям новые лица лепите. Можете нового человека сделать, почти как Бог. Не страшно?
— Смешная ты, Катя, восторженная вся. Я, может, даже больше, чем Бог, — я его ошибки исправляю, знаешь, сколько он понаделал?
— Ой! Разве так можно про Бога? Отцу Пантелеймону это бы не понравилось! Надо вас познакомить, он такой прикольный!
— Прикольный поп! Отлично! — Виктор весело рассмеялся, — Катя, я не то, что в Бога, я даже в математику с некоторых пор не верю, как узнал, что один плюс один бывает ноль.
— Это как?
Тут в разговор наконец вмешался Женя:
— Да хватит вам. Бабушка наша этого попа очень любила.
— Точно, таскалась к нему перед смертью, как на работу. На нас, наверное, жаловалась.
— Или отмаливала.
— Два года назад, он совсем мальчишкой был, — сказала Катя, — а ему прихожан доверили. Симпатяга! Народ к нему потянулся.
— Ему и сейчас-то всего двадцать три, на три года меня старше, — в Жениной интонации чувствовалась легкая зависть, — а уже отец Пантелеймон.
— А еще у него двое маленьких детишек, — добавив в портрет священника свой штрих, Катя хитро улыбнулась и пихнула ногой под столом ногу Жени.
— А еще он, Павлов и Лена — одноклассники, — подбросил информации в общий котел Женя.
— А ты откуда это знаешь? — Катя была очень удивлена — От Павлова?
— От бабушки. — Виктор закурил и вышел на кухню, на ходу пробормотав: — Связался черт с младенцем.
Следом за ним на кухню вбежал Женя с незажженной сигаретой в руках, он явно был раздосадован.
— Ты чего затеяла, а?! — накинулся он на Виктора. — Один плюс один, черт с младенцем? Завидно? Отбить хочешь?
— Жалко мне ее. Любит она тебя, кобеля. Я нутром чую. Чистая она, добрая.
— Тебе-то что? Ты со своими разберись.
— Погубишь ты ее.
— Чушь! Я ее тоже, между прочим, люблю, и танцует она круче всех.
— Погубишь, как кардиолога жену. Где она, кстати? Говорят, свалила две недели назад. Муж безутешный ждет свою казашку, все расстроены, а тебе, похоже, до фени.
— Не твое дело. И не казашка она, а кореянка. Я Ким любил трахать, а Катю я просто люблю, мне с ней хорошо.
— А не погубишь, так тебя прибьют. Павлов — ты у него под носом жену обрюхатил, — думаешь, он слепой?
— Сам удивляюсь. Я с Ленкой сколько раз пытался завязать. Запала на меня, как удавка на шею. Следит за мной, сцены устраивает. Дура беременная! Чего с ней делать, не знаю.
— А что с Катей делать — похоже, знаешь. Ты хоть видишь, что она тоже беременная?!
— Что?
— А глаза на что? Меня не обманешь, я нутром чую то, что мне ваш Бог не дал.
В этот момент разговор пришлось прекратить, так как на кухне появилась Катя. Брат с сестрой замолкли на полуслове.
— Мальчики, ну где вы? Мне уже скучно…
Воспоминания Вики были грубо прерваны вторжением подруг, им надоело играть вдвоем, и они подбежали к скамейке, где мирно сидели их родители. Аня с Катей насобирали уже целую охапку листьев и, не зная, что бы такого с ними сделать, вывалили на хирургов. Взрослые почему-то остались недовольны, но зато были вынуждены завязать с дурацкой, на взгляд девочек, беседой и подняться со скамейки. Теперь они стояли и, ругаясь, отряхивались от высыпанного на них мусора.
Колоколамск. Катя у отца Пантелеймона 10.09.2006 12:50
Катя, боясь обжечься, подула на чай и с осторожностью попробовала отхлебнуть. Напротив нее, так же с кружкой в руках, сидел отец Пантелеймон. Он очень радушно, чего она никак не ожидала, встретил Катю в церкви и пригласил отпить чаю с баранками. От него веяло спокойствием, и нервное напряжение от утреннего посещения кладбища постепенно развеялось. Говорил он неторопливо и зычно:
— Надо было тебе, Катерина, сперва ко мне прийти, а потом уже на кладбище. Не пришлось бы лишний раз попусту нервничать да могилу, которой нет, искать.
— Да я ж и предположить такого не могла, мне Гриша всегда говорил, что мои все давно на кладбище.
— Просто Григорий — золотой души человек. Не хотел, чтобы ты переживала. И так вон сколько на твои плечи навалилось. А матери ты все равно помочь ничем не сможешь. Сколько врачи ни бились, а все бесполезно. После мужниных похорон болезнь-то ее и свалила. Никого не узнает, совсем в себя ушла. Что ж делать — на все воля Божья. Хорошо хоть, наша лечебница — лучшая в районе, да и Гриша ей исправно лечение оплачивает.
— Все равно я к ней заеду. Только вот чай с вами допью. Отец Пантелеймон, а как я в аварию попала? Может, расскажете, куда меня занесло?