Лавров ощупал стены, заглянул в шкаф. Там в два ряда висели куртки, плащи, рабочие халаты, несколько пышных женских юбок, пара кимоно.
«Отслужившие танцевальные костюмы, – догадался он. – Срок пользования вышел, а выбросить жалко».
Внизу шкафа была свалена женская обувь и всякая дребедень. Топорик, поломанный фонарь, огнетушитель.
Роман чертыхнулся и вышел из кладовой. Вторая заинтересовавшая его дверь находилась рядом с кухней. Все ключи на связке походили один на другой. Сыщик провозился минут пять, прежде чем попал внутрь длинного помещения, заставленного деревянными ящиками.
– Ого! Что тут за склад?
В ящиках хранились упаковки с чаем. Выходит, Балычев приторговывал контрабандой? Примитивно. Не в его духе.
«Почему же? – возразил внутренний оппонент. – Денег много не бывает. Кто-то предложил Плутону выгодную сделку, тот согласился. Впрочем, чай не наркотики. А почему нет?..»
Лавров ахнул от такого предположения. Если Балычев был связан с наркоторговцами, то… это могло быть либо частью операции спецслужб, либо… его личным бизнесом.
«Какая тебе разница, Рома? – подстегнул его второй Лавров. – Ты ищи вход в подземелье, пока сюда никто не нагрянул. Не то попадешь под раздачу!»
Он все еще надеялся спасти девушек, если они живы. Вдруг Балычев запер их в пещере? Вдруг они лежат там, избитые и почти бездыханные? Никто их не хватится. Они так и умрут от побоев, голода и жажды.
Проверять все ящики и расфасованный чай на предмет наличия наркотических веществ было бы безумием. На это уйдет уйма времени.
Роман плюнул с досады и вернулся в кладовую. Неужели ему придется уйти ни с чем?
Он пнул ногой мешок с сахаром и выругался. Боль в затылке притупилась, дурнота отхлынула. Пока не накатила следующая волна, надо успеть проникнуть в катакомбы. Но где же вход?
Лавров наклонился и начал вглядываться в пол. Люк! Как он сразу не додумался! В углу под табуретками он заметил квадратную крышку с металлическим кольцом. На крышке был оттиснут какой-то знак, монограмма, похожая на перевернутую букву Б. Такая же, как на перстне убитого.
– Есть!
Поднатужившись, он потянул крышку люка на себя. Из черной дыры пахнуло сыростью и прелой картошкой. Погреб?
Лезть вниз не хотелось. Железные ступеньки терялись в глубине ямы, вырубленной в камне. Где включается свет, неизвестно. Фонарик сдох.
– Фонарик, – пробормотал он и со стоном потер затылок. – Фонарик… о, черт!
Сыщик вспомнил, что видел в шкафу фонарь. Может, его удастся реанимировать? Хотя бы вытащить батарейки?
Старые танцевальные костюмы еще хранили слабый запах пота и женских духов. Лавров наклонился за фонарем и чуть не упал. Голова закружилась. В висках постукивали молоточки.
Он выпрямился, глубоко вздохнул, вытер рукавом испарину и прислушался. Молоточки застучали громче уже не только в висках, но и на потолке. Это были чьи-то шаги!
Кто-то, громко топая, ходил наверху…
Катя решила нанести визит Люлю. Она сама раскроет тайну смерти Генриха и утрет сыщику нос. Будет повод встретиться.
Катя понимала, что жених бедной Доры скончался по естественной причине и никакого преступления не было. Но понимание не мешало ей желать обратного. Эта двойственность подстегивала ее к опрометчивым поступкам.
Катя надеялась раскопать некие факты, которые заставят Лаврова вернуться к расследованию. Что это за факты и каким образом они повлияют на мнение сыщика, она предпочитала не думать. Ее увлекал сам процесс. Вдруг она заметит тонкости, ускользнувшие от внимания других. Например, того же Романа.
Как ни крути, а смерть на помолвке имеет какую-то подоплеку. Проклятие это или порча, наведенная недоброжелателями на Дору, – эти недоброжелатели существуют. И если не Балычев, то кто-то другой явился в ночной клуб, чтобы…
Тут фантазия Кати натыкалась на преграду. Молодая женщина поразмыслила и не нашла ничего лучшего, как отправиться к Люлю под предлогом покупки произведения живописи. Еще одна картина лишней не будет. Отец не ограничивает ее в средствах, и она может позволить себе маленький каприз.
– Милочка! Как я рада! Как мне приятно! – защебетала Люлю, впуская покупательницу в свою напичканную антиквариатом квартиру. То, что вещи были посредственными, хозяйку не смущало. Вряд ли ее вообще что-либо смущало, кроме провалившейся сделки.
– Привет, – улыбнулась Катя.
– Идем пить чай… или ты желаешь чего-нибудь покрепче?
– Сначала дело.
Сегодня Люлю была похожа на расписную матрешку. Желтый сарафан, унизанная бусами полная шея, атласный обруч на медных кудрях, напоминающий кокошник, – полная перемена стиля. Вероятно, кто-то из ее знакомых дизайнеров одежды увлекся «русскими мотивами».
– Как здоровье? – осведомилась гостья.
– Намного лучше! – просияла Люлю и потащила ее к столу. – Располагайся, а я покажу тебе пару прелестных жанровых полотен. Я помню твой вкус. В прошлый раз ты приобрела пастушек, а сегодня я приготовила тебе купальщиц. Как насчет обнаженной натуры?
Катя пожала плечами, ломая голову, как перевести разговор в нужное ей русло. Пока Люлю возилась с ноутбуком, чтобы показать картины, она вспоминала, с кем та приходила в «Фишку».
На пухлом пальце Люлю сверкнул бриллиант, и Катя спросила:
– Подарок любовника?
– Это сваровски, – захохотала хозяйка. – Мой Гена на настоящий солитер не раскошелится. А похоже, правда? Зачем платить больше! Только ты молчи, пусть завидуют. Пусть думают, что Гена сделал мне предложение.
Люлю встречалась с женатым мужчиной, не теряя надежды, что рано или поздно станет законной супругой. Впрочем, ее Гена не собирался бросать жену.
– Смотри, какая прелесть. – Люлю показывала купальщиц, гостья выбирала. – Вот эти просто великолепны. Размер полотна имеет значение?
– Да. У меня мало места.
– Значит, поищем что-нибудь поменьше, – кивала хозяйка. – Вот чудесная сценка у пруда… две девушки примеряют венки из лилий. В кустах прячется парень и подглядывает за ними.
– Слащаво.
– А как тебе эти три грации?
– Темноватый фон.
– Так это же лесное озеро! Ночь, черная гладь воды… белые тела купальщиц, облитые лунным светом…
– Мне что-нибудь повеселее.
– Хочешь, покажу «Игры русалок» неизвестного художника? Чудесная вещь! Дороговата, но для тебя сделаем скидку.
Катя почти не слушала. Она искала повод заговорить о той последней для Генриха трагической вечеринке. Ярко-желтый смартфон Люлю, в тон ее сарафана, лежал рядом с ноутбуком и вдруг зазвонил.