Йомен понял по лицу Крэша, что тот потерял нить рассказа.
– Простите, я вообще-то не собирался читать вам лекцию. Скажу только, что эти многомиллионные копии Трех Законов как раз и есть главная причина бесперспективности позитронного мозга. А экспериментальный мозг не может быть по-настоящему экспериментальным, когда в ответ на нестандартное действие сотни миллионов микрокопий Законов начинают бунтовать и загоняют все нестандартное в привычные рамки.
– Я вас понимаю, – заметил Дональд. – Должен признаться, ваша концепция роботов с усовершенствованным типом Трех Законов очень меня беспокоит. Тем не менее я понимаю, почему гравитонные роботы более восприимчивы к новым, необычным ситуациям – у них нет такого огромного числа добавочных копий Законов, как у позитронных. Однако не кажется ли вам, что это довольно рискованно – так сильно уменьшать количество регулирующих зон?
– Да, согласен. Но риск возрастает очень и очень незначительно. Согласно статистике, твой мозг, Дональд, может допустить серьезную программную ошибку при введении Трех Законов не чаще, чем раз в квадриллион лет. Гравитонный мозг, в котором всего лишь несколько сотен подуровней регуляции Законов, конечно, допускает более частые ошибки программирования. Тем не менее это не может случаться чаще, чем раз в один или два биллиона лет. Так что в целом разница несущественна. Естественно, каждый тип мозга через несколько сотен лет стареет и может выйти из строя. Ну, может, даже через несколько тысяч лет, при должном уходе и правильном применении. Да, согласен, у позитронного мозга вероятность поломки в миллионы раз меньше. Но даже если вероятность попасть в «черную дыру» в миллионы раз меньше, чем вероятность столкнуться с метеоритом, обе эти опасности настолько редко угрожают жизни обычного человека, что разница между ними практически не заметна. Точно так же по надежности и опасности гравитонный мозг практически нисколько не отличается от позитронного.
– Вы очень доступно объясняете, доктор Терах, но я не могу согласиться, что уровень опасности разных видов мозга в данном случае можно сравнивать с примерами из баллистики…
– Ладно, Дональд, оставим это! – прервал его Крэш. – Давай примем как аксиому, что не может быть ничего безопаснее позитронного робота. Однако, Терах, мы здесь не для того, чтобы обсуждать теории. Вы мне рассказали, каким образом Новые Законы или старые Три Закона можно вложить в гравитонный мозг. Прекрасно. Так что же тогда произошло с Калибаном? Что там у вас случилось с расчудесным беззаконным роботом-преступником? Вы случайно пропустили какую-то стадию процесса и забыли ввести ему Законы?
– Нет! Нет, все далеко не так просто. В гравитонном мозге есть специальные матрицы, предназначенные для записи Законов. Через эти матрицы – а потом и через Законы – проходят все логические цепи гравитонного мозга. Собственно, эти матрицы соединяют все структурные единицы мозга. Если оставить матрицы чистыми, связи будут несовершенными и робот с таким мозгом окажется недееспособным. И мы просто не можем оставить их чистыми! Но к чему это я? Собственно, Калибан – это… это такой экспериментальный робот. Он не должен был никогда покидать «Лабораторию». В ту самую ночь, когда все это случилось, Фреда собиралась как раз встроить в него ограничитель расстояния. Но его включили раньше, еще до того, как она вставила этот злополучный ограничитель.
– Скажите, доктор, что это был за эксперимент? – поинтересовался Дональд.
– Мы хотели выяснить, какие Законы робот примет, вернее, выработает для себя сам. Фреда надеялась – мы надеялись, – что Калибан, у которого нет иной задачи, сравнимой по силе с Законами, кроме как искать и найти для себя правила поведения в обществе, придет к тем же самым Новым Законам, что создала Фреда. Вместо Законов она – то есть мы заложили в матрицы Калибана потребность, настоятельную необходимость в таких Законах. Мы вложили в его блок памяти очень подробные, но тщательно подобранные сведения о мире, которые можно было использовать вместо справочника, и большой резерв для накопления его собственного опыта, чтобы Калибан мог лучше сориентироваться в обстановке. Он должен был пройти серию лабораторных испытаний – различных смоделированных ситуаций, которые подтолкнули бы его к решению поставленной задачи. Результаты его выбора записались бы на эти самые матрицы в виде Законов, выработанных на основе личного опыта Калибана.
– Вас что, вообще не беспокоило, что в лаборатории будет робот без Законов? – спросил Дональд.
Йомен кивнул в знак того, что понимает опасения Дональда.
– Мы сознавали, конечно, что в этом эксперименте есть определенная доля риска. Мы очень тщательно продумали все, что вводилось в матрицы, все возможные подробности. Мы даже создали пробный образец, стендовый прототип Калибана, и отдали Губеру для проверки в двойном слепом тесте.
– Что за такой «двойной слепой тест»? – спросил Крэш.
– Губер не знал о проекте с Калибаном. И никто не знал, кроме меня и Фреды. Все, что знал Губер, что нам надо прогнать через серию ситуаций – голографических моделей тех ситуаций, в которые мы собирались поместить Калибана, – этот экспериментальный образец параллельно с контрольным образцом, обычным роботом с Тремя Законами. Внешне эти образцы должны быть совершенно идентичными. Конечно, мы бы предпочли взять в качестве контрольного образца робота с Новыми Законами; ведь мы надеялись, что Калибан в конце концов сформулирует для себя именно их. К сожалению, нам не удалось получить согласие официальных лиц на участие Нового робота в лабораторных экспериментах. Поэтому пришлось довольствоваться обычным позитронным. Однако основной эксперимент заключался все же в том, способен ли гравитонный мозг без Законов сам заполнить соответствующую матрицу. Губер не знал, какой из образцов – какой, он даже не знал, что они чем-то различаются. В конце концов он прогнал их обоих через серию стандартных тестов и дал заключение, что результаты совершенно идентичны. В эксперименте робот без Законов изучил и принял для себя Три Закона роботехники – как и предполагалось!
– Что случилось потом с экспериментальными образцами? – спросил Дональд.
– Мозг без Законов, с пустыми матрицами, был уничтожен после завершения эксперимента. А другого, с Тремя Законами, наверное, доделали и приспособили для чего-нибудь.
– Каким образом доделывали этот стендовый образец?
– О, ничего особенного! Стендовая модель – это, собственно, почти полностью собранный робот, только ноги отсоединены на время эксперимента, а корпус подвешен на контрольном стенде, да еще к нему подключена целая куча разных приборов. Так что остается только приделать ему ноги – и готово! Но, как бы то ни было, Фреда задумала Калибана как последнее, решающее доказательство тому, что разумный робот сам выберет для себя ее Новые Законы.
– Погодите минутку, Терах! – резко прервал его шериф Крэш. – Вы мне рассказываете, что должно было произойти. А что произошло на самом деле? Как случилось, что Калибан ушел из лаборатории?
Йомен пожал плечами:
– Кто знает? Теоретически он был предназначен только для того, о чем я рассказал, – чтобы на основе собственного опыта создать свои Законы поведения.