— Ты не понял?
— Бестолковый я, — объяснил Максимов. — В одно ухо влетает, в другое вылетает. Сигареты кончились, ребята? Или огонек не высекается?
— Ты нам башню не крути, — рявкнул бычок. — Тебя какого хрена наняли? Груши околачивать? Нашел бабу?
— Так я вроде нашел… — сжав до боли зубы, процедил Максимов. — Кто же виноват, ребята, что вы мало каши едите? И с мозгами у вас пугающий дефицит.
— Ах ты, сука… — оскорбились хором братки. По всей видимости, приказа миндальничать от прямой работодательницы они не получали. Чем и пользовались — в силу врожденного слабоумия. Оба практически одномоментно схватили Максимова за шиворот. Завершать этот вечер отрывом от земли в планы не входило — он ударил обоими локтями — и если первый как-то смог среагировать, подался назад, то второму досталось серьезно — пораженный в напичканный салом живот мордоворот сложился, издал что-то схожее с блеянием ягненка. Первый отправил руку за пазуху — не надеясь на успех рукопашного боя Максимов ударил в челюсть без базара, амбала встряхнуло — как будто током пробило. Но падать он не собирался, самолюбие взыграло — махнул рукой с кастетом, скользящим ударом зацепив голову. Объятый бешенством, Максимов сцапал бандюгана за горло — хватило размаха пальцев, чтобы тот захрипел и задергался. И почему я не киллер? — промелькнула диковатая мысль. — Почему не убиваю? У всякого уважающего себя душегуба имеется перчатка с двумя металлическими лезвиями, вшитыми вдоль большого и указательного пальцев. Сжимаешь элементарно горло — и больше нет вопросов…
Он мог бы задушить эту мразь одним напрягом. Но надо ли? Уступишь соблазну — потом всю жизнь каяться. Схватил кашляющего братка за грудки и потащил к мусорным контейнерам, чьи узнаваемые квадраты освещала матовая лампа над подъездом. Дерьмо обязано плавать в канализации, а если трудно его туда загнать, сойдет и мусорка…
Подмога к неприятелю подскочила очень не вовремя. Хлопнули дверцы джипа, и новая нечисть полезла из табакерки. Сразу трое, мерзкий звук взводимого затвора, от которого пропадает всякое желание махать руками. Третьей, впрочем, оказалась женщина — большое успокоение. Максимов в сердцах отшвырнул созревшее для контейнера дерьмо — не дали завершить дело! — и сразу почувствовал, как улетает хмельная удаль из головы. Бандит споткнулся о бетонный наплыв, возвышающий помойку, и зарылся носом в картонную коробку.
— Что ж ты делаешь, падла? — посетовал новый претендент.
— Кончать его надо, — проворчал коллега. — Толку от этой ищейки все равно хрен…
Не самая лучшая мысль, сообразил сыщик. А толк — это смотря с какой стороны посмотреть…
— Отставить, идиоты! — рявкнула «клиентка», отталкивая клеврета и подходя вплотную. Глаза всесильной коммерсантки горели голубым пламенем. Максимов не нашелся, что сказать. Обычное «здрасьте» или пошлая шуточка не сошли бы за юмор, а выражать признательность за то, что не убили сразу, — бред собачий.
Такое ощущение, будто бы эта тигрица обнюхивала сыщика — уж больно выразительно водила носом. Он тоже машинально принюхался. Приятно пахнет, зараза! Изысканно и тонко. Но что-то примешано к запаху — ненужная субстанция, сводящая изящный букет к аромату какой-то пошлой «Красной Москвы». Не страх ли?
— Резвимся, Константин Андреевич? — зловеще вопросила г-жа Бурковец. — А дело, между прочим, стоит на месте. И время не спеша уходит…
— У вас серьезные проблемы, Мария Леонидовна? — учтиво спросил Максимов.
— А вам какое дело? — рыкнула атаманша. Компетентность сыщика по части имени-отчества ее немного покоробила.
— Признайтесь, Мария Леонидовна, что случилось десять лет назад? Или двенадцать? Или восемь? Почему жалкая рахитичная особа внушает ужас не только падшему запойному фотографу, но и упитанному коммерсанту и такой влиятельной независимой персоне, как вы?
— Послушайте, а для чего я вас наняла? — сменила тон женщина. Новые нотки в разговоре Максимову крайне не понравились. Холодная ненависть плеснула из глаз, заставив прикусить язык. — У вас осталось два дня, Константин Андреевич, — процедила женщина. — И ровно три ночи. Оцените наше благорасположение — мы не хватаем в заложники вашу дочь, не шантажируем прочими близкими, прощаем вам очередную дерзкую выходку — а все лишь потому, что считаем плодотворный труд занятием свободным и добровольным. Сорок тысяч долларов, Константин Андреевич. И последнее предупреждение — поменьше пить, побольше работать и стараться не водить нас за нос. Ваше поведение на последнем этаже известного дома под чердачной лестницей позволяет заподозрить вас в злонамеренности, но мы решили временно эту тему не развивать — к обоюдной, так сказать, выгоде. Понимаете намек?.. В машину, идиоты! — рявкнула женщина, оборачиваясь к побитым браткам. Те как раз со скрипом принимали вертикаль. — А ваше бытие, Константин Андреевич, с данного часа находится под пристальным вниманием, не обольщайтесь. Работайте. Неужели трудно понять, что, выполнив заказ, вы убьете сразу двух зайцев?
— Папахен… — свалилась ему на шею дышащая, как загнанный бегун, Маринка. — Я все видела с балкона… Ловко ты им врезал… Но я не слышала, что тебе эта тетка говорила… Очень серьезные неприятности, да, папахен?
— Серьезные, Мариш… — Максимов гладил по спине родное существо, ощущая, как отпускает напряжение и домашнее тепло приводит в норму. — Хотя и не совсем трагичные, обычная конфликтная ситуация на производстве… Подожди-ка, Мариш, дай крючок наброшу…
— Ты запираешься на все четырнадцать запоров, папахен, — проницательно заметила Маринка. — Не такая уж обычная ситуация. Обычно ты справляешься с двумя…
— А чем черт не шутит? — Отшучиваться не хотелось, он и не стал. — Давай проявим бдительность, Мариш, хуже нам не будет. Запираемся, к окошкам не подходим, на балконе не курим… И в школу завтра не пойдешь. Будешь валяться на диване и заниматься любимым делом — доставать языком кончик носа.
— Действительно, — задумалась Маринка. — Чего мне делать в этой противной школе? Все тройки за год уже выставили, уроки — сплошная формалистика… Заметано, пап. В храм знаний — ни ногой. Ты знаешь, что от тебя выхлоп невкусный? Нашел приключений на свою голову. Опять водку с импортной бормотухой мешал?
Тошнило, конечно, не по-детски. Народная медицина бессильна. Последнее испытанное средство — палец в рот, и вперед… Полночи ворочался, скрипя скелетом. Не пора ли менять страну проживания на более подходящую? Но где она — подходящая? В каждой стране — свои заборы непонимания и эвересты глупостей. В России — дураки и дороги, причем с дорогами еще можно справиться, в Америке — президент и всеобщая безграмотность (Сербию ищем в Африке, Украину в Австралии), во Франции — арабы и сексменьшинства (в старом добром Булонском лесу, по свидетельству одного знакомого, не осталось ни одной проститутки — геи под каждым кустом! Приличному мужчине появляться опасно). В Коста-Рике… Не пора ли, кстати, в Коста-Рику?
Традиционное отечественное свинство не могло не доканывать. Вранье, что человек привыкает. К чудовищной несправедливости привыкнуть невозможно. Почему он так болезненно реагирует на несправедливость? Пьяный гаишник развернулся поперек дороги. Повредил машину, сбил пешехода. Суд, разбор, судебные приставы. Реакция начальника ГУВД просто умиляет. «Служба судебных приставов пытается парализовать деятельность полиции. Развели бездельников — семьсот приставов в городе, и непонятно чем занимаются! В выплатах отказать!» Про уголовное дело лучше и не заикаться. Мог бы сразу добавить, что виновник аварии — троюродный брат жены, и сажать его в тюрьму — как-то не по-семейному. Нехорошо это. Огромная все-таки разница между человеком и чиновником!.. Скандал недавний с привлечением специалистов по правам человека. Тряхнули в кои-то веки цыганских баронов — и давно пора, город от наркоты задыхается, а эти нелюди особняков понастроили, как будто не в сибирском городе живут, а где-то в пригороде Лозанны. Интервью с функционеркой правозащитной организации «Ассоль» — визгливой дамой с чудовищным акцентом. Трясется от возмущения. Готова защищать кого угодно — цыган, чеченцев, азербайджанцев, папуасов — но только не русских! Патологическая ненависть у них ко всему имперскому. Оставьте в покое несчастных цыган! Забитая нация! Подумаешь, преступление — вязанка конопли, корзинка маковой соломки… И ружья у них с холостыми патронами (сама, что ли, проверяла?)… А сколько случаев, вообще не поддающихся учету, ни в каких СМИ не фигурирующих! Степан Кулек, беспробудный алкаш и наркоман широкого профиля, дважды судимый и однажды сидевший (тетка — судья из народных, но влияния не хватило — постарался племянничек), стряс в переулке с проходящей девочки серьги, кошелек и мобильник. Серьги девочка сама сняла и правильно сделала: Степана ломало со страшной силой — он бы эти серьги в ларек вместе с ушами приволок. В кошельке хватило на пол-литра. Попивая водку, как иные — пиво, Кулек пригребся к ларечнице и отдал обе серьги и мобильник за пятьсот (не из сушеного дерьма серьги были — из золота). Дошло, что мало, через полчаса, как водка кончилась. Вернулся Степа, начал требовать еще пятьсот. Ларечница, девушка ушлая, не первый год скупает, Кульку объяснила, куда идти со своими претензиями. Степан обиделся и на всю улицу повествовать начал, кто она такая и как протекает ее интимная жизнь. Девушка обиделась, подняла банку из-под «Нескафе», куда нужду справляла (до дома далеко, а в платный туалет платить замаешься), из ларька вышла и Кулька окатила. Степа расстроился, достал китайскую выкидуху и девушку прирезал. А поскольку орал он долго, жильцы из ближайших домов полицию успели вызвать. Та приехала и Степу повязала. Потом обследовала не спеша ларек, а по окончании — вызвала хозяина. Теперь тот ищет новую продавщицу, товар пропавший списал. А скупленное покойной не стали пэдээсники предъявлять операм, хотя и могли, если вдуматься, десятку-другому пострадавших награбленное вернуть. А смысл? Покойная, если и расскажет, у кого покупала, то не здесь. А вылезла история благодаря тому, что водила патруля, в силу некоторой порядочности, в шмоне не участвовал, а за бутылочкой признался соседям, с какой шпаной приходится работать…