Все зависит от ваших целей. Судья — друзья в Фениксе зовут его Биллом — хочет облегчить хроническую боль в спине, которая вызывает бессонницу. Только поэтому он принимает таблетки.
И что с того? Бывают дни, когда всем нам нужны таблетки. Ренквист — тоже человек, и если ему, чтобы мирно спать ночью, надо выпить сильнодействующее лекарство, кто его упрекнет? Во всяком случае, не я.
В пятницу утром мне надо было лететь на конференцию. Десятичасовой самолет был полон, и я с большим трудом получил место в первом классе. Пришлось пережить несколько отвратительных минут — сдерживая злость, спорить с сотрудником аэропорта, но, в конце концов, я добился своего.
Не успел я расположиться в кресле, как рядом сел еще один пассажир. Мой сосед — его звали Сквейн — сказал, что работает в Министерстве юстиции или, точнее, в Федеральном бюро тюрем. Работа его состоит в «приобретении территории» для новых тюремных учреждений, которые, по его словам, крайне необходимы стране.
— Мы уже на 51 процент превышаем плановую мощность, — рассказывал он. — Ситуация выходит из-под контроля. Сейчас в федеральных тюрьмах сидит в два раза больше людей, чем пять лет назад. — Он важно кивнул головой.
— В 1981-м у нас было 24 тысячи заключенных, — продолжал он. — Сегодня — 41 тысяча, и тюрьмы переполнены.
Видимо, эта мысль угнетала его. Он опустил голову.
— И, несмотря на наши старания, ситуация в ближайшее время значительно ухудшится, — сказал он. — Со следующего года больше не будет таких поблажек, как досрочное освобождение. Когда мы получим окончательный вариант доклада Федеральной комиссии по уголовным наказаниям, тюремное заключение будет автоматически назначаться за любые нарушения — за исключением перехода улицы в неположенном месте.
Сквейн попросил у стюардессы еще один стакан вина.
— Вы думаете, сейчас плохо? — он мрачно посмотрел в пространство. — Вот увидите, что будет, когда отменят досрочное освобождение, испытательный срок, апелляции…
Через год все федеральные судьи получат обязательные предписания по назначению наказаний… Они будут действовать как роботы: просто ставить отметку на карточке: косяк?
Три года. Три грамма? Девять лет… Фунт? Сорок лет и порка.
Он замолчал и уставился на свои руки. Я почувствовал было симпатию к нему, но она быстро прошла.
— Подожди, — сказал я. — Давай посмотрим на вещи трезво. — Я дружески похлопал его по плечу. — Это был ты, Чарли… Ведь не какой-то хренов аист арестовал всех этих людей.
Нет. Это был ты — ты и этот монстр, Эд Миз.
Я опять хлопнул его по плечу — немного сильнее.
— Сколько денег ты получаешь? — спросил я.
Он тупо уставился на меня.
— Неважно, — продолжал я. — Это не имеет значения. Сейчас меня больше интересует, сколько вы платите за землю, которую покупаете для новых тюрем?
— Как договоримся, — сказал он. — У нас много денег. А то, что нам не удается купить, мы всегда можем конфисковать по закону о принудительном отчуждении частной собственности. — Он печально покачал головой. — Ненавижу, когда дело доходит до этого, — продолжил он. — Но у нас действительно нет выбора. Речь идет о национальной трагедии. Мы не можем допустить, чтобы всякие подонки свободно разгуливали, как сейчас. Время пришло. Они должны быть уничтожены.
— Необязательно, — сказал я. — У меня есть несколько акров в Скалистых горах, которые вы, ребята, можете использовать. Там можно сделать отличную тюрьму.
— Неплохая мысль, — ответил он. — Если в понедельник ты позвонишь мне в Вашингтон, думаю, мы сможем договориться о сделке.
— Замечательно, — сказал я. — У меня заключенным будет обеспечен чистый воздух. Мы заставим их работать. Работа восстанавливает чувство собственного достоинства.
Сквейн согласился со мной, и когда самолет приземлился в Чикаго, мы пожали друг другу руки… Теперь я занялся тюремным бизнесом. Res ipsa loquitur.
18 августа 1986 года
К полуночи я добрался до Феникса. Жара в 103 градуса, и вымершая багажная карусель. Старик с метлой в руках сказал, что несколько часов назад конвейер выключили из-за угрозы взрыва бомбы.
На ломаном испанском он объяснил мне, что багаж выдаваться не будет — его больше нет. Все вещи разорваны полицейскими собаками, затем увезены и свалены в реку Солт.
Я стоически выслушал эту новость и пошел наверх, в зал аэропорта, который в этот поздний час был все еще открыт. В зале царило оживление. В полутемном углу, на грязных сидениях сгрудились люди, которые, судя по их внешнему виду, не летали на самолете лет двадцать. Бармен был слишком занят, чтобы отвлекаться на разговоры. Поэтому я сел рядом с маленьким человеком с бородкой. Одет он был в белый спортивный костюм и читал спортивную страницу в «Аризона репаблик», растерянно посмеиваясь себе под нос и постукивая золотой зажигалкой по стойке бара.
Он улыбнулся мне.
— Вы готовы к Хершелю? — спросил он. — Вы готовы к вступлению в новый мир?
— Будьте уверены, я готов ко всему, — проворчал я. — Но что вы имеете в виду?
У меня не было настроения разгадывать тонкие намеки — мой багаж только что официально уничтожили злые собаки.
Мой новый знакомый буквально кипел от возбуждения. Он завелся из-за недавнего приобретения «Далласских Ковбоев». Они купили Хершеля Уокера — обладателя приза Хейсмана. Мой приятель заявил, что теперь «Даллас» точно выиграет Суперкубок, а Хершель разорвет всех и сделает 2000 ярдов.
— Ерунда, — сказал я. — Если ему повезет, он сделает 500. «Даллас» ни за что не выиграет даже в своей подгруппе.
— Что? — завопил он. — Вы с ума сошли? Уокер крупнее Джима Брауна и быстрее Боба Хейса. Он раздавит их как клопов. Ставлю на кон свою жену.
— Зачем мне ваша жена? — сказал я. — Что у вас есть еще? Я бизнесмен, торгую недвижимостью. У вас есть какая-нибудь собственность?
— Ну и дурак! — сказал он. — Моя жена — самая красивая женщина в Скотсдейле. — Он закатил глаза к потолку. — Что вы хотите? — простонал он. — У меня есть собственность. У меня есть деньги. Здесь, внизу, стоит мой золотой «мерседес-600»… Бог свидетель, чувак, я самый богатый человек к югу от Кэмелбэк-роуд. — Он яростно жестикулировал. — Ты видишь эти автостоянки рядом с аэропортом, чувак? Они мои. Я делаю так много денег, что мне приходится складывать их в ведро, когда я вечером несу их домой.
Я понял. Это было все равно, что иметь дело с «Окридж Бойз».
— Хорошо, — сказал я. — Пусть будет так. — Я сунул руку в свою сумку и достал стопку новых канадских денег. — Вот, — сказал я. — Меняю деньги на ключи от твоей машины. — Я протянул ему руку. — В этом году Уокер не наберет 666 ярдов. Заключим пари или оставим этот разговор.
Он тут же схватил мою руку.