Весь день мы провели в Яхтенной гавани, отчаянно прочесывая пристани в поисках судна, куда Йемон и Шено могли бы без лишних вопросов вписаться. Один человек предложил примерно через неделю взять их на Антигуа, другой шел на Бермуды, и наконец мы нашли большой ял, который направлялся в Лос-Анджелес через Панамский канал.

— Классно, — порадовался Йемон. — И сколько вы с нас за эту поездку возьмете?

— Нисколько, — ответил владелец яхты, каменноликий коротышка в белых трусах и мешковатой рубашке. — Я вас не возьму.

Йемон явно был потрясен.

— У меня команда, — объяснил мужчина. — А кроме того, жена и трое детишек. Для вас места нет. — Он пожал плечами и отвернулся.

Большинство корабельщиков были любезны, однако некоторые откровенно грубы. Один капитан — или, быть может, помощник — просто посмеялся над Йемоном и сказал:

— Извини, корешок. Я на своем корабле дерьмо не вожу.

В самом конце пирса мы приметили сияющий белый корпус под французским флагом, медленно покачивавшийся на глубокой воде.

— Лучший корабль во всей бухте, — заметил оказавшийся рядом мужчина. — Кругосветный крейсер, семьдесят пять футов в длину, восемнадцать узлов, радарный купол, электрические лебедки и складные койки.

Мы пошли дальше по пирсу к кораблю под названием «Голубой Питер», где мужчина, который позже представился как Уиллис, предложил нам подняться на борт и немного выпить. На борту оказалось еще несколько человек, и мы там на несколько часов задержались. Йемон вскоре вышел на пирс проверить остальные суда, а мы с Шено остались пить дальше. Несколько раз я замечал, как Уиллис пялится на Шено, и когда я обмолвился о том, что мы спим на пляже, он предложил нам оставить на корабле наши сумки, чтобы повсюду с ними не таскаться.

— Жаль, не могу предложить вам койки, — добавил он. — У меня их только две. — Он ухмыльнулся. — Одна, конечно, двойная, но там тоже места нет.

— Угу, — отозвался я.

Мы оставили на «Голубом Питере» наши сумки, и к тому времени, как мы пустились обратно в городок, все уже были изрядно пьяны. Уиллис доехал с нами на такси до «Гранд-Отеля» и сказал, что наверняка увидимся в одном из баров.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Вскоре после полуночи мы оказались перед заведением под названием «Голубой грот» — людном прибрежном танцзале с входной платой два доллара. Я попытался заплатить, но все вокруг засмеялись, а какая-то коренастая дамочка схватила меня за руку.

— Нет-нет, — затараторила она. — Давайте с нами. Мы на настоящую вечеринку едем.

Я узнал наших друзей по уличному танцу. Один задира хлопал Йемона по спине, что-то болтая про «драку на хлыстах» и про каких-то латиносов с коробкой джина.

— Я их знаю, — сказала Шено. — Давайте с ними поедем.

И мы побежали по улице туда, где у них стояла машина. За нами пристроилось еще человек шесть. Мы повернули к возвышавшимся над городом холмам, виляя по темной дорожке среди того, что казалось жилым сектором. Дома внизу были сплошь деревянные, однако по мере подъема попадалось все больше современных строений из бетонных блоков. Наконец жилища сделались почти изысканными, с верандами и ухоженными газонами.

Мы остановились у дома, полного огней и музыки. Улица перед ним была забита машинами, и места для парковки не наблюдалось. Водитель высадил нас и сказал, что присоединится, когда найдет место для машины. Коренастая дамочка испустила радостный вопль и побежала вверх по лестнице к входной двери. Я с неохотой за ней последовал и увидел, как она разговаривает с какой-то толстухой в ярко-зеленом платье. Затем она указала на меня. Йемон, Шено и все остальные поднялись следом.

— Шесть долларов, пожалуйста, — сказала толстуха, протягивая руку.

— Черт побери! — воскликнул я. — Это за скольких?

— За двоих, — объяснила толстуха. — За вас и юную леди. — Она кивком указала на дамочку, которая всю дорогу ехала у меня на коленях.

Я молча выругался и отдал шесть долларов. Моя партнерша вознаградила меня жеманной улыбкой и ухватила за руку, пока мы входили в дом. «Проклятье, — подумал я, — эта шмара взяла меня в оборот».

Йемон держался сразу за нами, возмущенно бормоча про входную плату в шесть долларов.

— Тут просто должно быть славно, — пробурчал он. — А то, когда вернемся в Сан-Хуан, придется тебе на работу устраиваться.

Шено радостно рассмеялась, причем смех этот не имел никакого отношения к замечанию Йемона. Взглянув на Шено, я увидел в ее глазах дикое возбуждение. Купание в бухте немного меня протрезвило, да и Йемон казался вполне уравновешенным, а вот у Шено был вид наркоманки, готовой снова закинуться.

Мы прошли в темный коридор, а оттуда в комнату, полную музыки и шума. Она была битком набита, и в одном углу играл оркестр. Не шумовой оркестр, который я ожидал увидеть, а три горна и барабан. Звук был знакомым, но я никак не мог понять откуда. Затем, взглянув на потолок, где лампочки были выкрашены голубой краской, я узнал этот звук. Оркестр играл типичную музыку школьной танцульки на Среднем Западе в каком-нибудь клубе. И не только музыка: битком набитая комната с высоким потолком, импровизированный бар, двери, открывающиеся на кирпичную террасу, смеющиеся и кричащие люди, что потягивали спиртное из бумажных стаканчиков, — все было абсолютно таким же, если не считать того, что здесь почти все присутствующие были чернокожими.

От всей этой обстановки мне стало как-то не по себе, и я начал подыскивать темный угол, где можно было бы пить, оставаясь вне поля зрения остальной компании. Приземистая дамочка все еще держала меня за руку, но я стряхнул ее с себя и направился в угол. Никто не обращал на меня никакого внимания, пока я пробирался сквозь толпу, то и дело толкая танцоров. Опустив голову, я осторожно продвигался, как мне казалось, к вакантному месту.

В нескольких футах слева от меня оказалась дверь, и я протиснулся к ней, бесцеремонно всех расталкивая. Когда я наконец выбрался наружу, то почувствовал себя так, будто сбежал из тюрьмы. Воздух был прохладным, а терраса почти пустовала. Я подошел к перилам и взглянул на бухту Шарлотты-Амалии у подножия холма. Слышно было, как из баров по Квин-стрит в небо плывет музыка. Справа и слева видны были битком набитые людьми «лендроверы» и открытые такси — они двигались вдоль береговой линии, направляясь на другие вечеринки, другие яхты и в залитые мутным светом отели, где загадочно перемигивались красные и синие огоньки. Я попытался припомнить места, где нам рекомендовали «славно повеселиться», и задумался, лучше ли там, чем здесь.

Тут я подумал про Вьекес, и на мгновение страшно захотел туда отправиться. Я вспомнил, как сидел на балконе отеля и слушал цокот копыт на улице. Затем я вспомнил Зимбургера, Мартина и морских пехотинцев — имперских строителей, что обустраивали магазины по торговле замороженными продуктами и полигоны для бомбометания, растекаясь по всему свету, как лужа мочи.