— Why don’t you read a spanish paper instead? Or a book? All right Fidel, you like this filch? Let’s take a look in the car and see if I have some sexy magazines there [157] .
В ожидании, пока Карстен закончит чересчур взволнованную, на взгляд Иоакима, лекцию своему ровным счётом ничего не понимающему сыну, он тоже стал перелистывать журналы. Оглавление выглядело многообещающим, к тому же к журналу прилагался бесплатный видеодиск. Но не успел он приглядеться к нескольким любовным актам образцово равнодушных к последствиям своих страстей красавиц и красавцев, мощная рука Карстена схватила его за ворот и потянула вниз. Иоаким еле успел присесть на корточки за стойкой с журналами. Лоб Хамрелля мгновенно вспотел.
— Ни звука! — прошипел он. Сын глядел на отца, ничего не понимая. На этот раз Хамрелль не стал экспериментировать с английским, а просто прижал палец к губам.
В щёлочку между пачками «Мура» и «Хастлера» Иоаким увидел двоих, торопливо заказывающих кофе у кассы. Лица их были ему хорошо знакомы и особой радости не выражали. Прямо у входа распластался вызывающе красный «ламборгини». Проходящие мимо автомобилисты с удивлением поглядывали на сидящую на корточках троицу — не собрались ли они из каких-либо соображений справить нужду прямо здесь, за журнальным стендом? Марио и Эмир, слава богу, очень торопились и пили кофе, не отходя от стойки. А поскольку порнография, если верить психотерапевту Эрлингу Момсену, помогала Иоакиму бороться с метафизическим страхом и бежать от реальности, он решил полистать «Кошечек». Иоаким чувствовал острую потребность как в первом, так и во втором: победить страх и удрать куда подальше.
— На твоём месте я бы этого не делал, — прошипел Карстен, не отводя глаз от кассы.
— Чего — этого?
— Не ворошил бы эту муру. Могут встретиться картинки, которые ты не хотел бы видеть.
— Какие ещё картинки?
— Или фильм, который тебе захочется покритиковать…
— О чём ты?
Хамрелль горестно вздохнул:
— Ну… я имею в виду некоторые интерьеры… они могут показаться тебе знакомыми. И люди знакомые могут попадаться… там один такой… с ключом Бако в руке…
— Сукин ты сын, Карстен!
— Sorry…
Иоаким поглядел в щёлочку — Марио и Эмир пружинистым амфетаминовым шагом направились к своему «ламборгини». Он перевёл взгляд и на обложке распутного мужского журнала обнаружил коллаж кадров из фильма, где тут же узнал знакомых: тут были и диссидентка Кайза, и заботливая Тильде… «Немцы в восторге от «Лосей и грудей», — гласила рубрика. — Бесплатный видеодиск и множество фотографий со съёмок фильма».
— Сукин сын, — произнёс Иоаким с ещё большим чувством.
— Знаю, знаю! Но у меня не было выбора! Не волнуйся, народ к этому относится вполне деликатно… я имею в виду, если попадается кто-то из знакомых в таких репортажах…
— Ты же клятвенно обещал, что в Швеции фильм не пойдёт!
— Не помню, чтобы я так уж клятвенно обещал…
— Обещал! Клятвенно!
— Мне это запомнилось по-другому…
— Ты за это получишь!
— Ясное дело, получу, Йонни, я уже дробь выбиваю зубами. И вообще, с чего ты решил, что можно верить такому типу, как я? Я бы на твоём месте не поверил.
По неписаным правилам уголовного мира им полагалось скрываться среди соблазнительных журналов ещё минут пять. «Ламборгини» рванул с места и исчез со скоростью «Формулы-1». Промокшие путешественники по-прежнему искали защиты в тёплом кафетерии. На шведское королевство обрушился проливной весенний дождь…
— До Гётеборга не больше часа, — сказал Карстен, сворачивая за Йончепингом на стоянку с двумя сортирами. — Мне надо облегчиться. А ты позвони пока свояку. Где-то же нам надо остановиться.
Хамрелль и сын разошлись по скворечникам. Иоаким набрал номер Эрланда. Тот говорил коротко и собранно. Жанетт приехала, и он рассказал ей всё, свалив главную вину на Иоакима.
— Ты должен меня понять, мне и так хватает. Вся моя семейная жизнь висит на ниточке.
Шантажисты пока не давали о себе знать, но кто знает, хороший это знак или наоборот. Надо как можно скорее встретиться и всё расставить по своим местам. Жанетт хочет заявить в полицию, и он, Эрланд, всё более склоняется к мысли, что она права.
— Вот и хорошо, — сказал Иоаким, — мне это очень подходит. Я в получасе езды от Гётеборга, вынужден был уехать из Стокгольма.
Эрланд сообщил ему дверной код. В их кооперативе есть комната для приезжающих, он оставит ключ в двери. Они с Жанетт идут сегодня в гости. Завтра утром можно будет всё обсудить.
— Я не один. Со мной приятель, он тоже замешан во всей этой истории. И его сын из Колумбии.
— Уголовники?
— Не больше, чем мы с тобой, Эрланд… к тому же у вас с его сыном общие политические симпатии: он носит обязывающее имя Фидель.
— Не доставай меня, Иоаким…
— И ты меня не доставай! Какое это всё имеет значение? Мы все в одной лодке. И ты мне, кстати, не рассказал — зачем тебе деньги?
Свояк понизил голос, и Иоаким понял, что Жанетт где-то поблизости.
— В другой раз, Иоаким… И кстати, когда завтра зайдёт разговор, имей в виду: это ты меня попросил позаботиться о подделках тестя. Почти вынудил. И ни о каких деньгах даже речи не было… Я просто оказал тебе услугу и послал картины в Стокгольм. Даже понятия не имел, что ты собираешься их продать.
В трубке опять пискнул сигнал SMS. Он догадывался от кого.
— Это звучит по меньшей мере нелепо, Эрланд.
— Вся история нелепа. Откуда мне было знать, как ты распорядишься своим наследством? Я считал, ты хочешь сохранить картины как память о Викторе… что они для тебя представляют, так сказать, ностальгическую ценность… Я ошибался, сказал я Жанетт. Я совершил ужасную ошибку! Я был слишком доверчив. Конечно, я её обманул, я же обещал уничтожить картины, но ты так уговаривал, и я просто не мог отказать… согласен на такую версию, Йокке?
— Согласен…
— Ну вот и хорошо. Гостевая комната в вашем распоряжении, увидимся завтра.
Он нажал кнопку отбоя и открыл сообщение. «Карстен с Фиделем уехали. Что скажешь насчёт минетика у меня дома?» И смайлик в конце.
Он положил телефон на приборную панель. Около деревянного сортира стоял Фидель и дрожал от холода. У него снова возникло неясное видение: Лина, постанывая, усаживается на огромный индейский тотем молодого человека. «Si, — хрипит Фидель с реверберацией, как в студии. — Si, seniora, I like very much!»