Который? Кто из них - я?
А что, если не говорить ему? Что хорошего принесет ему эта новость? Просто уйти, не сказав ни слова. Но ведь мне хотелось, чтобы он знал, что я жив, что я - кто-то, чтобы завтра он мог хвастать перед клиентами родством со мной. Это сделало бы мое существование реальным. Если он признает во мне сына, значит, я - личность.
- Вы прекрасно постригли меня, так может, теперь вспомните, кто я такой? - сказал я, вставая с кресла и стараясь поймать в его взгляде хотя бы намек…
Матт нахмурился:
- Как прикажете вас понимать? Это шутка?
Я уверил его, что это не розыгрыш, и если он посмотрит повнимательнее, то наверняка узнает меня. Он пожал плечами и принялся убирать со столика ножницы и расчески.
- У меня нет времени разгадывать головоломки, пора закрываться. С вас три пятьдесят.
Неужели он забыл меня? Неужели мечты останутся пустой фантазией? Он протянул руку за деньгами, а я не мог заставить себя сдвинуться с места.
Он должен вспомнить, должен узнать.
Но нет, конечно же нет… И когда я почувствовал горечь во рту и пот на ладонях, то понял, что через минуту мне станет плохо. В мои расчеты не входило, чтобы это случилось на его глазах.
- Эй, мистер, что с вами?
- Все в порядке… Подождите… - я наткнулся на хромированное кресло и, хватая ртом воздух, согнулся пополам. Господи, только не сейчас…
Господи, не дай опозориться перед ним…
- Воды… пожалуйста… - нет, не пить, а только чтобы он отвернулся от меня…
Когда Матт принес стакан воды, мне уже стало лучше.
- Вот, выпейте, отдохните минуточку. Все будет хорошо.
Пока я пил, он не сводил с меня глаз, и я буквально чувствовал, как полузабытые воспоминания ворочаются у него в голове.
- Мы и в самом деле уже встречались?
- Нет… спасибо, я пойду.
Как сказать ему? Что сказать?
Эй, посмотри-ка на меня, это же я, Чарли, которого ты списал из своих бухгалтерских книг. Не то чтобы я виню тебя за это, но вот он я, меня сделали лучше, чем раньше. Проверь сам. Поспрашивай. Я говорю на двадцати живых и мертвых языках, я - гениальный математик, я сочиняю фортепианный концерт, который навеки оставит мое имя в памяти человечества.
Как сказать ему?
До чего же глупо выгляжу я, наверно, со стороны, сидя в занюханной парикмахерской и надеясь, что отец погладит меня по голове и скажет: «Хороший мальчик»… Как сияли его глаза, когда я научился завязывать шнурки и застегивать рубашку… За этим я сюда и пришел, но понял, что не получу ничего.
- Позвать доктора?
Нет, я не его сын. То был Чарли. Разум и знания сделали меня другим, и Матт обидится, как и те, в пекарне, ведь я перегнал его.
- Все прошло. Извините, что причинил вам столько неприятностей. Наверно, съел что-то… Вам пора закрываться.
Я направился к двери, но в спину мне вонзился резкий голос:
- Минуточку!
Я обернулся, он с подозрением смотрел на меня.
- Вы кое-что забыли.
- Не понимаю…
Рука его была вытянута вперед, большой палец терся об указательный.
- Три пятьдесят.
Я извинился, но он явно не поверил, что я просто-напросто забыл заплатить. Я дал ему пятерку, отказался от сдачи и не оглядываясь вышел на улицу.
21 июня.
Я добавил временные ловушки ко все усложняющемуся лабиринту, но Элджернон прекрасно справляется и с ними. Оказывается, совсем не надо заманивать его едой, успешно решенная проблема сама по себе становится ему наградой.
Поведение его (Барт упоминал об этом на симпозиуме) стало непредсказуемым. Иногда он начинает злиться и бросаться на стенки лабиринта, а иногда сворачивается клубком и отказывается работать. Раздражение? Или что-то глубже?
5.30. Эта чокнутая Фэй сегодня утром влезла в окно и принесла с собой белую мышь женского пола, чтобы, как она выразилась, скрасить Элджернону одинокие летние ночи. Она отмела в сторону все мои возражения и решительно заявила, что Элджернону это ничего кроме пользы не принесет. Прежде всего я удостоверился, что Минни обладает крепким здоровьем и твердыми моральными принципами, и только тогда согласился окончательно. Мне было очень интересно посмотреть, что произойдет, когда Элджернон познакомится с ней, но как только мы запустили ее в клетку, Фэй схватила меня за руку и вытащила из комнаты.
- Где твое чувство приличия?! - с негодованием спросила она, включила радио и с угрожающим видом приблизилась ко мне. - Сейчас я буду учить тебя танцевать.
Ну разве можно на нее сердиться?
Как бы то ни было, я счастлив, что Элджернон больше не одинок.
23 июня.
Поздно ночью - смех на площадке и стук в мою дверь. Фэй и какой-то мужчина.
- Привет, Чарли, - захихикала при виде меня Фэй. - Лерой, это Чарли, мой сосед. Прекрасный художник. Он делает скульптуры с одушевленным элементом.
Не дав Фэй врезаться в стену, Лерой поймал ее, потом с беспокойством посмотрел на меня и что-то пробормотал в знак приветствия.
- Встретила Лероя в «Звездной пыли», - объяснила Фэй. - Он здорово танцует. - Она направилась в свою квартиру, но остановилась на полпути и снова хихикнула. - А почему бы нам не пригласить Чарли выпить?
Лерою такая идея пришлась не по душе, но я ухитрился извиниться и закрыть дверь. Потом до меня донесся их смех. Я попробовал отвлечься чтением, но перед глазами все время стояла картина: большая белая кровать, прохладные белые простыни и они, в объятиях друг друга.
Мне захотелось позвонить Алисе, но я сдержался. Зачем мучить себя? Я не мог вспомнить даже ее лица. Фэй, одетую или раздетую, с пронзительными голубыми глазами и короной светлых волос, я мог представить себе в любую секунду. Алиса же окуталась в моем воображении каким-то туманом. Примерно через час я услышал из квартиры Фэй громкие голоса, потом ее вопль и звуки, как будто швыряли что-то тяжелое. С намерением узнать, не нуждается ли она в помощи, я начал выбираться из постели, но в этот момент хлопнула дверь и до меня донеслась ругань сбегающего по лестнице Лероя. Прошло еще несколько минут, и в мое окно постучали. Я открыл. Фэй в черном шелковом кимоно скользнула внутрь и уселась на подоконнике.
- Привет, - прошептала она. - У тебя сигареты не найдется?
Сигареты у меня были. Спрыгнув с подоконника, Фэй устроилась на софе и вздохнула.
- Обычно я в состоянии позаботиться о себе, но существует тип людей, которых можно образумить только так.
- Конечно, - сказал я. - Ты привела его к себе, чтобы образумить.