Вопрос отозвался острой болью в груди Ангелочка. Она вздрогнула и отвернулась.
Мириам снова взяла Ангелочка за руку. — Почему ты уехала тогда? Мы все так беспокоились.
— Я не могу это объяснить, — ответила Ангелочек.
— Не можешь или не хочешь? Ты сама когда–нибудь знала истинную причину?
— Отчасти. — Она не собиралась пускаться в дальнейшие объяснения. Как сможет эта наивная девочка понять такие вещи? Она была такой открытой, такой свободной. Ангелочку захотелось стать такой, как она.
— Мы Руфи ничего не рассказывали. Просто сказали, что вы с Михаилом очень заняты, и мы не сможем навещать вас какое–то время.
— Спасибо, — ответила Ангелочек, наблюдая за тем, как Михаил укладывает дрова в поленницы. В сердце разливалась сильная боль.
Мириам улыбнулась. — Ты ужасно его любишь, верно?
— Ужасно. Эта любовь просто поглощает меня. Иногда все, что мне надо, это его взгляд… — Она замолчала, вдруг осознав, что сейчас высказывает вслух свои самые сокровенные мысли.
Мириам взглянула на нее. — А разве это не так, как должно быть?
— Я не знаю. Думаешь, так должно быть?
— Я надеюсь на это, — мечтательно сказала Мириам. — О, я так надеюсь, что так и должно быть.
В следующий раз Мириам привела с собой Руфь. Ангелочек забросила свою работу, как только увидела ребенка, бегущего к ней но усыпанному цветами холму. Отряхнув землю с рук, она открыла калитку и быстро пошла по дорожке навстречу девочке.
— Амэндочка! Амэндочка! — радостно вопила Руфь, и Ангелочек, подхватив ее на руки, крепко обняла.
— Привет, милая, — сказала она радостно, целуя ребенка в обе щечки и маленький носик. — Я надеюсь, ты хорошо себя вела с тех пор, как мы не виделись?
— Да! — живо ответила Руфь, крепко обнимая Ангелочка за шею, словно уже не собиралась ее отпускать. — Почему ты убежала? Тебя так долго не было. Павел сказал, что ты всегда убегаешь и что Михаилу приходится искать тебя, чтоб ты вернулась домой. Он говорит, что Михаил глупый, а тебе твоя прежняя жизнь нравится больше, чем эта, ну, когда ты стала женой фермера. А какая это старая жизнь, Мэнди? Я не хочу, чтоб ты возвращалась туда. Я хочу, чтобы ты была с нами.
Ангелочек медленно опустила ребенка на землю. У нее заныло сердце, когда она услышала, как Руфь, словно попугай, повторяет сказанные кем–то слова. Она вспомнила слова Мириам: «Мы Руфи ничего не рассказывали об этом». Она едва могла смотреть на Мириам, когда та подошла к ним.
— Что случилось? — спросила девушка. Когда Ангелочек не ответила, она взглянула на свою маленькую сестру. — Что ты тут наговорила?
Ангелочек нежно коснулась темных волос Руфи.
— Мне нравится быть женой фермера, — проговорила она очень тихо, — и я не хочу возвращаться к своей старой жизни.
Мириам широко открыла рот от удивления и густо покраснела.
Руфь кивнула и обняла Ангелочка за ноги. Ангелочек холодно взглянула на Мириам.
— Что она тебе наговорила? — спросила Мириам.
— Только то, что она слышала.
— Руфи, и от кого же ты это слышала?
— От тебя и Павла, — пробормотала она, путаясь в складках юбки Ангелочка.
— Ну, ладно, — сухо произнесла Ангелочек. — Не расспрашивай ее, Мириам.
— Ну уж нет! Ты ведь подслушивала, верно? — грозно задала вопрос Мириам, приставив руки к бокам и пристально глядя на сестру.
Руфь уставилась на нее. — Мама послала меня, — пролепетала она. — Она попросила привести тебя.
— Когда это было?
— Когда Павел был у нас. Она сказала, что тебя нет уже слишком долго и нужно позвать тебя в дом.
Мириам порозовела от раздражения.
— И что было дальше?
— Он говорил, а ты злилась. Я поняла это, ведь ты была вся красная, как сейчас. Ты сказала, чтобы он оставил свои россказни при себе, а он сказал…
Ангелочек прижала дрожащую руку ко лбу, ее лицо было мертвенно бледным.
— Не важно, — прервала ее Мириам, вынуждая сестренку замолчать. Она подняла глаза, слезы крупными каплями катились по ее щекам. — Амэнда…
Ангелочек дрожала и не могла остановиться.
Мириам отодвинула Руфь и, легонько шлепнув, сказала: — Иди, поздоровайся с Михаилом, Руфи.
Руфь прикусила губу, в ее глазах стояли слезы. — Ты сердишься на меня?
Мириам наклонилась к ней. — Я тебя прощаю, а теперь иди. — Она поцеловала сестренку. — Мы еще поговорим об этом позже, глупышка. Иди поздоровайся с Михаилом.
Как только Руфи подбежала к Михаилу, он тотчас подхватил ее на руки и посадил на забор.
— Прости, — заговорила Мириам с горечью. — Скажи хоть что–нибудь Амэнда. Не смотри на меня так.
Что же ей сказать? — Может, хочешь еще кофе?
— Нет, спасибо, я не хочу кофе. — Когда Ангелочек направилась к дому, Мириам устремилась вслед за ней. — Я не сплетничала о тебе. Клянусь.
— Павел тоже не сплетничал, — заметила Ангелочек. — Он просто рассказывал тебе о том, что случилось, со своей точки зрения.
— Как ты можешь защищать его?
— Я заставила Михаила страдать уже далеко не в первый раз, и Павел об этом знает.
— Но это не значит, что ты будешь и дальше заставлять его страдать.
— Но это и не значит, что я не буду этого делать. Мириам и Руфи гостили почти до самого вечера, и все это время Ангелочек была захвачена своими мыслями. Может ли она измениться? Или она изменилась только потому, что Михаил любит ее? А может, это всего лишь затишье перед бурей?
Что–то было не в порядке, и Михаил это понимал. Они провели необыкновенно счастливый месяц, а теперь она снова стала отдаляться от него. Он испугался. Господь, не допусти, чтобы она опять отстранилась от меня. Помоги мне удержать ее.
— Иди сюда, — позвал он, расстилая одеяло у камина. Она охотно подошла, но в ее глазах была какая–то неясная грусть. Что ей причиняет страдания? Ангелочек села рядом, прижавшись к его груди, ощущая покой и уверенность. Ей так нравились прикосновения его рук.
— Что–то не так? — спросил он, прижимаясь носом к ее шее. — Тебя весь вечер что–то беспокоит. Неужели Мириам или Руфь что–то такое сказали, и тебя это расстроило?
— Они сделали это не нарочно. — Ей не хотелось рассказывать ему о Павле. Ей не хотелось признаваться в том, как сильно ее ранят слова. Она всегда отрицала это, и вот теперь они берут реванш. — Это все потому, что я слишком счастлива, — продолжала она дрожащим голосом. — Я не могу справиться с чувством, что все это досталось мне незаслуженно.
— Ты думаешь, я заслужил свое счастье?
— Неужели ты в своей жизни сделал хоть что–то, чего ты мог бы стыдиться? Разве за тобой было хоть какое–то небогоугодное дело?