Щеки дочери раскраснелись. Но не потому, что она признала справедливость сказанных слов, а от злости. Так им никогда не дойти до решения проблемы.
Звук повернувшегося в замочной скважине ключа прервал их разговор. На пороге появился Корбан.
Увидев его, Эйлинора поднялась со своего места.
— Кто это? И почему у него ключ от дома? — спросила она раздраженно, как только молодой человек вошел в комнату.
Он удивленно взглянул на Эйлинору, потом на Лиоту.
— Это Корбан Солсек. Познакомьтесь, Корбан, моя дочь, Эйлинора Гейнз.
— Приятно познакомиться, — проговорил он, хотя интонация, с какой он произнес это, свидетельствовала об обратном.
Нора в ответ лишь кивнула.
— Отнесите-ка все это на кухню и присоединяйтесь к нам, если хотите, — предложила Лиота.
— Я должен принести еще одну сумку. Она лежит у меня в машине.
— Разве на те деньги, что я дала вам, можно накупить столько продуктов?
— Еще и сдача осталась. Я отдам вам ее, как только отнесу сумки.
Эйлинора села на диван и стала внимательно прислушиваться к разговору. Корбан снова посмотрел на нее.
— Прошу прощения, миссис Гейнз, — извинился он и направился на кухню.
— Ты что, с ума сошла? Как можно давать чужому человеку ключ от дома? — сердито прошипела Эйлинора. — Кто он и что ты о нем знаешь?
— Корбан приходит помогать мне вот уже несколько месяцев. Каждую среду, минута в минуту.
— Как ты с ним познакомилась?
— Позвонила в одну из благотворительных организаций, о которой узнала из телевизионной рекламы.
— Ох, мама.
Лиоте все это начало надоедать.
— Мне были нужны продукты, Эйлинора. До магазина далеко, к тому же идти в гору. Машины у меня нет. Что же мне было делать? Голодать?
— Ты могла позвонить в отдел заказов, и тебе привезли бы продукты прямо домой.
Да, это было бы удобно, и просить никого не нужно. Зато дорого.
— Я предпочитаю другую доставку. Кроме того, Корбан — интересный собеседник. — Ничто не взбадривает меня так, как споры с ним. — Иногда он приезжает в выходные и помогает работать в саду. — Лиота догадалась, что не это ему доставляло удовольствие, и подозревала, что молодому человеку более интересна ее внучка, чем садоводство.
— А что говорит Джордж по этому поводу?
— Почему он должен что-то говорить? Мой сын месяцами не звонит мне. Сомневаюсь, что он вообще в курсе моих дел. Он слишком занят делами своей компании и семьи, чтобы заезжать ко мне и помогать.
— Это лишь его отговорки, — возразила раздосадованная Эйлинора.
— Ты же сама знаешь, как это бывает. Уверена, что и Майкл слишком занят своей жизнью.
Эйлинора сверкнула глазами:
— И что ты хочешь этим сказать?
— Ничего, кроме того, что сказала. И почему ты принимаешь в штыки все, что я говорю? Я просто хотела сказать, что неплохо время от времени иметь компанию. Корбан приезжает сюда в любое время, когда захочет, и я никогда его не прогоню.
— Как не прогоняешь и Энн-Линн, хотя знаешь, что ее место дома.
— Если ты так хотела видеть ее дома, то зачем настаивала, чтобы она ехала в Уэллсли?
Лицо Эйлиноры стало пунцовым.
— Это лучше для ее будущего, чем занятия в художественной школе.
— У нее дар, Эйлинора. Какой когда-то был у тебя.
— Вот как. Ты стала искусствоведом?
— Я понимаю то, что мне нравится.
— Лиота! — позвал из кухни Корбан. — Куда поставить «Метамусил»?
— В шкафчик над раковиной! Рядом со стаканами. Или на нижнюю полку, где лежат витамины и аспирин.
— Он называет тебя Лиотой? — Эйлиноре явно не нравилось это.
— А как, по-твоему, он должен меня называть? Бабушкой Моисея?
— Больше подошло бы миссис Рейнхардт.
— Он мой друг. Я попросила его называть меня Лиотой.
— А откуда ты знаешь, что он не проник сюда в надежде, что ты оставишь ему часть наследства?
Лиота не стала отвечать сразу. Неужели именно это волновало Эйлинору? Не забота о безопасности матери, не страх потерять ее? Ее интересовало только наследство.
— И что же я такое могу ему оставить, чего тебе жалко, Эйлинора? Тебе же все ненавистно в этом доме. Здесь нет ни одной вещи, которую ты хотела бы получить. — Так она, во всяком случае, постоянно говорила. Или она уже успела передумать?
— Ты хочешь сказать, что решила включить его в завещание?
— Мы сейчас не обсуждаем мое завещание. Я спрашиваю, чего хочешь ты!
Глаза Эйлиноры сверкнули. Ей стало неловко и стыдно, а потом она разозлилась.
Поймет ли когда-нибудь Эйлинора, что она дорога сердцу матери? Ну, что еще нужно сделать, чтобы она поняла?
— Если в этом доме есть хоть что-то, что нужно тебе, Эйлинора, что угодно, только скажи мне, и ты это получишь.
С перекошенным лицом Эйлинора встала с дивана, подошла к окну и отдернула занавеску. Хотела ли она убедиться, что дворники ее машины все еще на месте?
По виду вошедшего в гостиную Корбана Лиота поняла, что он собрался уходить.
— Может быть, вы согреете воды, и мы выпьем капуччино, который Энни купила на прошлой неделе?
Эйлинора опустила занавеску. Барнаби передвинулся на дальний конец своей жердочки, как можно дальше от нее. Она повернулась и многозначительно посмотрела на свои часы.
— Я же говорила, что не хочу кофе, мама. Я и так уже опаздываю.
— Но вы же не против, чтобы Лиота выпила кофе? — холодно спросил Корбан.
— Не понимаю, о чем вы?
Он сделал вид, что не слышит, и повернулся к Лиоте.
— Вы ведь хотите капуччино, Лиота?
Кто бы мог подумать?.. Она еле сдержала улыбку: таким образом он пытается ее защитить.
— Конечно, хочу.
— Сейчас сделаю.
Когда он направился на кухню, Эйлинора проводила его испуганным взглядом.
— Никогда не встречала таких грубиянов.
— Просто он меня защищает. Естественно, он мог бы вести себя повежливее, но этого ведь и нам порой не хватает.
Эйлинора взяла свою сумочку и одернула пиджак.
— Так мы договорились о Дне благодарения?
— Полностью, мы с Энни устраиваем праздник здесь. Надеюсь, ты к нам присоединишься.
Эйлинора вспыхнула:
— Поговорим об этом позже.