— Мама! Ты пошла за мной следом? Но зачем?
— Не знаю. Хотела убедиться, что ты не одна, что вы уезжаете и у вас все хорошо.
— Раз так, идем, я познакомлю тебя с моим будущим мужем. Я не успела поговорить с ним о тебе, но это ничего.
Тошан из вежливости решил подойти первым. Лора протянула ему руку со словами:
— Не бойтесь, месье, я пришла не для того, чтобы остановить мою дочь. Я шла по ее следам, не понимая, что делаю. Это было сильнее меня, а может, у меня и не было выбора… Откуда у вас эти прекрасные сани?
Молодой человек внимательно посмотрел на нее.
— Я не их хозяин, мадам, но я езжу на них много лет и всегда хорошо за ними ухаживал. Их оставил у нас один человек.
— Жослин Шарден! — едва слышно сказала Лора. — Мой любимый супруг.
Эрмин слушала, и сердце ее колотилось. Она смотрела на сани и не могла поверить, что это сани ее отца. Одна из собак залаяла, без сомнения, от нетерпения.
— Я видела вас мальчиком, — добавила Лора, глядя на Тошана. — Увы! Думаю, вы меня боялись. Я потеряла память, и мои воспоминания расплывчаты и смутны. Дочь вам расскажет.
Тошан выглядел взволнованным. Кончиками пальцев он погладил Лору по лбу и приподнял прядь волос.
— В то время ваши волосы были темнее.
— Я кокетка, Тошан… И, начав седеть, я решила покрасить волосы. Как глупо, что я рассказываю вам об этом сейчас, когда время не ждет! Не хочу портить вам радость. Скажите мне одно: знаете ли вы, что случилось с моим мужем? Я безрезультатно искала его два года, с тех пор, как ко мне вернулась память.
Юноша молчал. Потом украдкой посмотрел на Эрмин. Девушка ждала ответа, выражение ее лица было серьезным.
— Искренне сочувствую вам, мадам. Он умер много лет назад, когда вы жили у нас. Отец похоронил его и поставил на его могиле крест. Я тогда был маленьким, и родители не сказали, что с ним случилось.
Эрмин лелеяла надежду когда-нибудь встретиться с отцом. Глотая слезы, она торопливо погладила Лору по плечу.
— Мама, какое горе! Как я могу оставить тебя сейчас, когда тебе так плохо?
Однако Лора деликатно отвела ее руку.
— Я подозревала, что так и будет, дорогая! Шестнадцать лет он не давал о себе знать — это говорит само за себя. Что ж, мой удел — носить траур и по Жослину. А теперь уезжайте, и поскорее! Моя любимая доченька, ты станешь женщиной, и у тебя начнется новая жизнь. Я же буду довольствоваться воспоминаниями о моем Жослине и все время думать о тебе.
Лора поцеловала дочь. После секундного колебания она коснулась губами и щеки Тошана.
— Я доверяю вам единственное сокровище, которое у меня есть на этой земле. До встречи, дети мои! Будьте осторожны!
— Мама, будь сильной!
— Если ты счастлива, у меня на все хватит сил, — ответила Лора. — Прошу, уезжайте!
Тошана не надо было просить дважды. Он погрузил на сани обе сумки, Эрмин села, а он устроился позади нее, поставив ноги на полозья. Собаки пустились шагом, натягивая грудью постромки.
Лора стояла и смотрела, как упряжка уносится по сияющему снежному полю. На фоне ярко-голубого неба вырисовывались близлежащие холмы, поросшие заснеженными соснами. Солнце походило на диск из чистого золота.
Эрмин обернулась, чтобы в последний раз помахать матери. Тошан испустил громкий радостный клич. Сегодня Рождество, и они любят друг друга!
* * *
Вокруг все было залито солнечным светом. Эрмин улыбалась, ослепленная, опьяненная свежим воздухом. Сперва в ее голове теснилось множество мыслей, но теперь на душе стало легко, и она погрузилась в созерцание волшебного мира, который, казалось, был создан для них с Тошаном, для них одних.
Мех на собачьих спинах колыхался в ритме их шагов, а закрученные хвосты, казалось, отбивали такт.
— Мне пришлось сделать большой крюк, чтобы добраться к озеру Сен-Жан, — сказал юноша. — Я знаю место, где мы можем переправиться, если, конечно, лед достаточно толстый. Так мы выиграем много времени.
Эрмин повернулась, опершись коленями о сиденье. Они оказались практически нос к носу.
— Остановись ненадолго, — попросила она.
— Уже? — удивился он. — Мы проехали еще очень мало.
— Прошу тебя, — взмолилась Эрмин с улыбкой, которая лучше слов говорила о ее намерениях.
Он приказал собакам остановиться. Девушка встала и обняла его.
— Мне нужен поцелуй! Десять поцелуев! — сказала она. — Скажи, ты бы обрадовался глотку кофе и теплой булочке?
— Утром я ничего не ел. Конечно, обрадовался бы!
Она поспешила к сумке с продуктами. Испытывая удовольствие от каждого жеста, Эрмин подала ему термос и булочку.
— Ты будешь хорошей маленькой женушкой, — заявил Тошан при виде аппетитно пахнущей булочки с золотистой корочкой. — Я никогда не пил такого вкусного кофе!
Эрмин смотрела, как он ест, не смея поверить своим глазам: он сидит на санях рядом с ней, живой, с улыбкой на губах, и такой красивый, что у нее по всему телу разливается приятная истома!
— Сядь поближе, — прошептал он.
Она послушно прижалась к нему. Ей хотелось поцеловать медного оттенка щеку Тошана и его бледно-розовые губы.
— Я люблю тебя, — пробормотала она. — Люблю так сильно, что мне страшно.
— Страшно? — с улыбкой повторил он.
— Да, мне страшно, что ты снова исчезнешь. На этот раз я умру.
Он нежно расцеловал ее лицо, потом губы. И встал на ноги.
— Нам пора ехать, Эрмин, пока солнце высоко в небе. Не бойся, я ни на секунду не расстанусь с тобой.
— Тошан, — начала она, глядя ему в глаза, — я хочу, чтобы мы до ночи попали в Лак-Бушетт. Это не очень далеко, в пятнадцати милях к югу.
— Но мы едем в другую сторону. Я рассчитывал сделать остановку возле Пуант-Бле и там же пересечь озеро. Потом вдоль Перибонки мы поедем на север. У меня есть карта, я могу показать маршрут. Пока стоит ясная погода, нужно этим воспользоваться. Если начнется снегопад, а то и метель, тебе придется несладко.
Он казался расстроенным. Эрмин сунула в сумку термос и закрыла ее. Потом встала и взяла руки Тошана в свои.
— Я так счастлива, что лучше будет сказать тебе правду. Я была помолвлена с другом — пианистом, который давал мне уроки пения.
Я думала, что ты умер, и решила выйти за него замуж, потому что тогда Жозеф Маруа перестал бы быть моим опекуном. Вчера вечером ты наверняка видел Ханса на выходе из церкви. Он знал, что я все еще люблю тебя, поэтому сразу понял, что я уеду с тобой.
Дыхание Тошана участилось, лицо стало серьезным. Было очевидно, что эта история с женихом ему не по нраву.