Юноша задумался. Он начертил в воздухе геометрическую фигуру, потом сказал:
— Все эти события замыкаются в круг, первичную форму вселенной. Индейцы знают об этом много веков. Ты права, мы должны пожениться там, где и твои родители.
Эрмин обняла его, желая ощутить его силу и тепло. Его серьезные, веские слова не переставали ее удивлять.
— Я не могу выйти за тебя замуж одетая мальчиком, — вздохнула она. — Нужно переодеться. Отвернись, пожалуйста. И не смотри, обещай, что не станешь смотреть!
— Я пойду в этой одежде, — твердо сказал он.
— Как хочешь. Мне все равно. Ты самый красивый мужчина на земле!
Девушка не подумала о пронизывающем холоде, царившем в сосновом лесу. Сняв с себя штаны и три шерстяных кофты, она застучала зубами. Но решимости появиться перед кюре в приличествующем случаю наряде это не поколебало. Стоя в одной батистовой сорочке, она торопливо натягивала чулки и юбку и не видела, что Тошан то и дело поглядывает на нее.
— Ты замерзнешь до смерти! — воскликнул он. — Кокетство тебя погубит.
— Откуда ты знаешь, что я мерзну? — испугалась девушка. — Ты ведь не подсматривал? Ты пообещал!
Голос ее срывался. Он улыбнулся, вспоминая увиденное украдкой — стройные ноги оттенка слоновой кости, тонкую талию, округлые ягодицы, хрупкие плечи. Охваченный желанием и все еще не верящий в то, что сегодня ночью он будет ласкать это красивое тело, Тошан отошел на несколько шагов.
— Я готова! — воскликнула девушка.
Эрмин надела белый свитер из тонкой шерсти с высоким воротом и длинную черную бархатную юбку, которая прикрывала ее сапожки на шнуровке. Она куталась в свою подбитую мехом куртку. Кокетливо сдвинутый набок белый берет придавал ей игривый вид.
— Я тебе нравлюсь? — спросила она. — В карманное зеркальце я видела, что у меня покраснел нос. Ну и пусть!
— Ты странная девушка, — сказал он просто. — Девушка, которую я люблю. Конечно, ты мне нравишься! Завтра я смажу тебе нос и все лицо медвежьим жиром, чтобы оно не обморозилось. Мать приготовила для тебя целый горшочек.
— Медвежий жир! — недовольно поморщилась Эрмин. — Звучит не слишком романтично!
Тошан поцеловал кончик ее носа и обнял. Он находил ее восхитительной. Рукой он провел по ее груди, спрятанной под тонким ангорским свитерком. Она закрыла глаза. По ее телу прокатилась теплая волна желания, отчего она сразу согрелась.
— Давай поскорее поженимся, — едва слышно прошептала девушка.
Через час они стояли перед монахом-капуцином на пороге часовни, где святой отец как раз собирался начать мессу. Это была часовня в готическом стиле, та, что побольше. Тошан оставил сани и собак под навесом в гостинице, порекомендовав Эрмин взять с собой украшения и деньги.
— Осторожность не помешает, — сказал он. — Люди приходят сюда молиться и просить о выздоровлении, но среди паломников может затесаться и вор.
Девушка сунула свою сумочку под мышку. Они только что обошли святое место, присоединившись к группе паломников. Шестидесятилетняя дама, маленького роста, но дородная, в красной шляпе, украшенной сорочьим пером, играла роль гида, то и дело приговаривая, что она каждый год приезжает сюда отпраздновать Рождество. Тошан не получил никакого удовольствия от ее комментариев, щедро сдобренных «Господи Иисусе» и «Боже благой», Эрмин же оказалась благодарной слушательницей.
— Впервые я побывала здесь почти двадцать лет назад, милочка, — так начала дама в головном уборе с пером свой рассказ. — Я была в числе первых, кто из моего родного поселка Анфан-де-Мари-де-Лак-Бушетт пришел в пустынь Святого Антония. Это было в тысяча девятьсот двенадцатом году. Позднее дорогой аббат Эльзеар нашел грот, который так похож на грот во французском Лурде. Аббат бывал во Франции в молодости. Кстати, известно ли вам, что аббат похоронен здесь же, под полом маленькой часовни, той, что слева, если стоять у дверей большой часовни? Практически на моих глазах построили миниатюрное подобие французской базилики Массабелле, стоящей над входом в грот, где Пресвятая Дева явилась перед Бернадетт Субиру.
Тошану удалось увести Эрмин подальше от женщины, которая показалась ему слишком говорливой, но девушка вбила себе в голову, что непременно должна изучить меню, вывешенное на украшенной сосновыми ветками и колокольчиками двери гостиницы.
— Было бы здорово, если бы мы сняли здесь комнату сегодня вечером! — прошептала она. — Мы бы поужинали вместе, и это была бы наша праздничная трапеза!
Он не сказал ни «да» ни «нет», но прекрасного рисунка губы изогнулись в гримаске сомнения.
Прогулявшись рука об руку вдоль озера, превратившегося в огромный каток, они подошли к монаху-капуцину в грубом коричневом одеянии, с обритой головой, у которого Эрмин спросила, может ли священник уделить им несколько минут.
— Вам придется подождать, мадемуазель, — ответствовал монах, смерив их строгим взглядом. — Отец Поль скоро начнет мессу.
— Но мы хотим поговорить с ним сейчас, до мессы, — не сдавалась девушка. — Это очень важно, брат!
Монах знаком пригласил их в часовню, где у подножия статуи святого Антония горели свечи. Стоявшие на столе небольшие ясли были освещены электрической лампочкой. Эрмин с Тошаном старались ступать как можно тише, чтобы не нарушить царившую в храме тишину.
Отец Поль был очень немолод. Его морщинистое лицо обрамляли белые волосы. Он уже успел облачиться в вышитую ризу. Взгляд его серых с желтыми точками глаз остановился сперва на Эрмин.
Потом он посмотрел на Тошана, и при виде его длинных волос и куртки с бахромой, какие охотно носили индейцы из южных районов страны и американские ковбои, он нахмурился.
— Чего вы хотите, дети мои? — спросил он строго. — У меня мало времени. Мы здесь одни, говорите без страха.
— Отче, — начала едва слышно Эрмин, — могли бы вы обвенчать нас после мессы? Тошан и я, мы любим друг друга всем сердцем, и наше самое горячее желание — соединить наши судьбы перед лицом Господа.
— Почему же вы обращаетесь ко мне, мадемуазель? Только вашему приходскому священнику судить о том, обоснована ли ваша просьба. Брак — таинство важное и серьезное, требующее зрелого размышления. Кроме того, ваши семьи обязаны надлежащим образом оформить помолвку, и между нею и свадьбой должно пройти время.
— Мы знаем, отче, — ответила Эрмин мягко. — Наши чувства искренни. Мы не сделали ничего плохого. Прошу вас, верьте мне! Моя мать посоветовала мне прийти сюда, ведь восемнадцать лет назад она обвенчалась здесь с моим отцом.
— Восемнадцать лет назад, говорите вы? Если так, то их венчал не кто иной, как аббат Де Ламар. В то время отцы-капуцины еще не жили в пустыни.
Старый священник вздохнул. Посмотрев на милое личико девушки, он перевел взгляд на Тошана, который до сих пор не проронил ни слова.
— Дети мои, советую вам быть благоразумными, — заявил он наконец. — Я не стану оспаривать правдивость слов вашей матери, мадемуазель, но то, как вы торопитесь заключить брак с этим юношей, наводит меня на мысль о том, что вы совершили непоправимую ошибку, что вы оба поддались зову природы…