— Если нам повстречается полицейский, я смогу доказать, что ты — моя жена. Метис, который путешествует с юной белой девушкой, не останется незамеченным. В Перибонке у меня есть друзья, но и таких, как твой опекун и слуга твоей матушки, готовых размозжить мне голову ломом, там тоже предостаточно. Многие считают, что я погиб во время пожара в Абитиби. И многие этому рады.
Эрмин вынула из сумки единственную взятую из дома книгу. Это был экземпляр «Марии Шапделен», книги о преодолении человеком трудностей, которую она часто брала с собой на луг близ мельницы Уэлле тем летом, когда ждала Тошана. Документ она вложила между страницами.
— Держи! Отдаю его тебе. Но он и у меня не потерялся бы. Тошан, у нас достаточно продуктов, может, и не надо останавливаться в Перибонке? — со вздохом спросила она. — Если что-то с тобой случится, я с ума сойду от горя.
— Ничего не бойся, Мин, дорогая! Мы останемся ровно столько времени, сколько мне понадобится, чтобы закупить кое-какие припасы для матери и для нас. Потом мы поедем вверх по реке и уже никого не встретим. На выходе из поселка начинается настоящая белая пустыня!
Тошан снял комнату в гостинице возле порта, с хозяином которой был хорошо знаком. Собак он устроил во флигеле, разделенном на несколько складских помещений. Это заведение имело широкую клиентуру и все удобства, необходимые для тех, кто проезжал через поселок транзитом, прибыв на корабле, в автомобиле или же на собачьей упряжке.
Эрмин пришла в легкое замешательство, ступив на чисто вымытый пол комнаты, в которой стоял платяной шкаф с зеркалом, медная кровать и умывальник. Она щелкнула бакелитовым выключателем, и зажглись сразу две лампочки: одна — под потолком, вторая — на прикроватном столике.
«Напишу письмо маме, — решила она. — Я уехала неделю назад. Она наверняка волнуется. И потом, не знаю, когда мне удастся написать ей снова…»
Девушка привела себя в порядок, сполоснула нательное белье в теплой воде и развесила на радиаторе, потому что в гостинице было центральное отопление.
— Лишь бы только Тошан не повстречал какого-нибудь недоброжелателя! — пробормотала она, надевая удобное зеленое шерстяное платье.
Эрмин расчесывала волосы, стоя у окна, из которого была видна улица и часть набережной. По обледеневшей дороге, посыпанной опилками и сажей, туда и обратно сновали зеваки, автомобили и конные повозки. У понтонного моста, высоко подняв нос, стояло старенькое судно, ставшее пленником замерзшего озера. В нескольких шагах от него по льду катались дети.
«До Валь-Жальбера отсюда всего восемнадцать миль, если ехать через озеро Сен-Жан, — подумала Эрмин. — Когда мы вернемся следующим летом, я бы хотела поплыть на корабле. Господи, надеюсь, дома все в порядке. Гнев Жозефа не так просто усмирить. Лишь бы только он не устроил маме неприятности…»
Комната находилась на втором этаже гостиницы. С улицы донесся звонкий смех. Эрмин отдернула штору, чтобы лучше видеть. Тошан о чем-то оживленно разговаривал с двумя молодыми женщинами, одетыми в шубки из овчины. Одна была русоволосая и кудрявая, а в ушах у второй, черноволосой и стриженной под мальчика, поблескивали золотые серьги. Было очевидно, что они хорошо знают парня. Барышни громко смеялись. Тошан улыбался, как всегда красивый и статный, скручивая сигарету. Накануне он заплел волосы в две косы, но сейчас их не было видно за поднятым воротником.
За несколько секунд Эрмин узнала, что такое муки ревности.
«Они, конечно же, работают в гостинице! Или из семьи хозяина», — сказала она себе, пытаясь успокоиться.
В это мгновение светловолосая коснулась плеча Тошана, а брюнетка провела рукой по его щеке.
— Почему он позволяет им прикасаться к себе? — возмутилась девушка. — Он ведь мой муж!
Снедаемая беспокойством, Эрмин продолжала наблюдать за Тошаном. Она едва сдержалась, чтобы не выбежать на улицу и не заявить о своих правах, но была слишком хорошо воспитана, чтобы выставлять себя на посмешище. Наконец обе барышни ушли.
Почти тотчас же с лестницы донесся шум легких шагов. Трижды стукнув в дверь, Тошан вошел в комнату.
— Мин, дорогая, я пришел, чтобы тебя поцеловать! Мне еще надо зайти в скобяную лавку и в бакалейный магазин. Сегодня-вечером поужинаем в гостинице, здесь хорошая кухня. Закажем рагу из зайчатины и картошку со сливками!
Она смотрела на него, и выражение ее лица было грустным. Он привлек ее к себе и попытался поцеловать, но Эрмин отстранилась.
— Нет! Я видела тебя из окна! С двумя хохочущими дурнушками! Они заигрывали с тобой, прикасались к тебе! — пробормотала она сквозь слезы.
Тошан еще не привык к тому, что у него появилась супруга, перед которой нужно отчитываться. Но ситуация получилась неприятная. Он потер щеку, словно пытаясь стереть отпечаток своего проступка.
— Я говорил тебе, что в Перибонке у меня есть друзья. Я всегда заезжаю сюда по пути домой.
— Но я думала, что твои друзья — мужчины! — всхлипнула она. — Кто эти женщины? Что тебя с ними связывает? Мне неприятно было видеть, как фривольно они с тобой обращались!
Молчание мужа повергло Эрмин в трепет. Тошан сел на край кровати и задумался.
— Тошан, раньше я не знала, что такое ревность. Когда я была маленькой, Бетти следила за Жозефом. Она плакала, когда он задерживался в баре отеля. Однажды она попыталась объяснить, что чувствует, когда муж говорит с ней о другой женщине, но я не понимала. И вот теперь у меня болит сердце и я сильно рассержена!
Он смотрел на нее со все возрастающим удивлением.
— Мин, но ведь я люблю тебя! Джейн и Анна пять лет назад работали здесь горничными. Теперь обе замужем. Когда я им сказал, что у меня тоже появилась жена, они мне не поверили. Поэтому-то мы и смеялись. Это ведь хорошо, когда друзья смеются?
Эрмин готова была принять это объяснение причины их веселья, но она хотела услышать объяснение и для проявлений нежности.
— Они гладили тебя по плечу и по щеке!
— У меня не растет щетина. Это из-за индейской крови. Анна, брюнетка, всегда проверяет, не пробивается ли у меня борода. А у Джейн шестеро младших братьев, она и ко мне относится так же, как к ним. Она эмигрировала из Англии, и у нее у самой уже есть дочка. Ты все еще сердишься?
Смущенная Эрмин между тем натягивала сапожки.
— Не сержусь. Я верю тебе, но пойду с тобой в город. Я совсем не устала и хочу купить твоей матери подарок, — ответила она.
Тошан лукаво улыбнулся. Он понял: она идет, чтобы за ним присматривать. Ему это понравилось.
— Ты очень хороша в гневе! — заявил он. — Не волнуйся напрасно, Мин, я выбрал тебя своей женой и буду тебе верен.
Она посмотрела на него. В голубых глазах все еще стояли слезы. В следующее мгновение они обнялись, их губы слились в поцелуе.
— Перед походом по магазинам мы успеем испробовать эту кровать, — шепнул ей на ухо Тошан.