Больше всего на свете ему хотелось поцеловать Эмми.
Она подняла на него глаза.
— Никогда не видела такого ливня.
Арчи не мог оторвать взгляда от ее глаз. Встревожившись, Эмми немного отстранилась.
— Ты хорошо себя чувствуешь? — спросила она.
Нет. Нет, совсем нет. Его словно громом поразило, и он сейчас натворит страшных глупостей, если не поостережется. Он отвернулся.
— Арчи!
— Можем с таким же успехом и побежать, — сказал он. — Мы все равно промокли до нитки.
Он шагнул из укрытия под поток. Вода потекла за воротник по спине. Он замерзал. Замерзал снаружи — и изнутри. Сердце казалось холодным, как гранит.
Взволнованная Эмми трусила рядом с ним, стараясь не отставать, потом ее лицо осветилось.
— Сюда! — воскликнула она, указывая на ближайший переулок. — Это здесь. Точно. Я помню этот фонтан. Мы все же не так далеко от гостиницы.
Арчи не ответил. Она схватила его за руку и потащила за собой.
— Идем же! — подгоняла она его. — Ты подхватишь смертельную простуду!
«Может, — подумалось Арчи, — это был бы выход». Быстротекущая двусторонняя пневмония, которая унесет его и избавит от страданий. Смерть в Венеции. Как уместно [35] .
Но он тем не менее поспешил за Эмми, вежливость пересилила отчаяние. Эмми нужно было как можно скорее попасть в гостиницу, где тепло и сухо.
Когда они добрались до гостиницы, Арчи прямиком отправился к себе в номер.
— Увидимся утром, — промямлил он. — Я что-то не очень себя чувствую, если честно.
Не глядя на девушку, Арчи закрыл дверь. Сел на кровать, оставляя на пуховом стеганом одеяле мокрые следы. Его била дрожь. Чем скорее они вернутся в Англию, тем лучше, думал он. Пока он не выставил себя дураком.
Завтрак на следующее утро был пыткой. Арчи свалил свою молчаливость на граппу.
— От этой водки у меня болит голова, — сказал он, но с головой у него все было в порядке. Это сердце его болело.
Он съел, сколько мог, сладких рогаликов с клубничным джемом, лишь бы чем-то себя занять. Эмми развернула свой рогалик и бросала крошки на землю, где их клевали маленькие птички. Молодые люди почти не разговаривали. Эмми явно была озадачена его настроением, но Арчи не знал, как оправдать свою мрачность.
Подходило время отъезда, а мысль о возвращении домой была ему невыносима. От одного воспоминания о жалком коттедже и дожидающейся работе мурашки ползли по телу. Арчи не хотелось думать ни о ферме, ни о своем бизнесе. Ни о жизни без Джея, который звонил и вытаскивал его в паб или в Твикенхем на матч по регби. Но выбора у него не было. Они с Эмми отправятся в аэропорт сразу же после завтрака. В Хитроу они, неестественно оживленные, без сомнения, попрощаются и дадут друг другу обещание встретиться за ленчем, которое не сдержат. И она ускользнет у него сквозь пальцы, и он никогда больше ее не увидит, а сам он исчезнет у себя на ферме и превратится в отшельника, как Джей и предсказывал, потому что без Джея, не дававшего ему покоя, его светская жизнь сойдет на нет. И с каждым днем он будет становиться все более скучным, все меньше походить на человека, которым хотел быть, и больше никогда не почувствует того дуновения тепла, которое принесла в его жизнь Эмми, проблеска оптимизма, ощущения, что в мире есть еще что-то.
В аэропорту была жуткая толчея — множество людей, не слишком хотевших расстаться с великолепием самого восхитительного города мира и вернуться к обыденной жизни: к дорогам и потокам транспорта, обыкновенным кирпичам, скрепленным известковым раствором, в города, где солнце не пляшет на воде, окрашивая дома в золотой цвет. Чары рассеются, как только они войдут в здание аэропорта и начнут искать в расписании номер стойки регистрации на свой рейс. Эмми была подавлена и сильно нервничала, без конца проверяла свой билет и паспорт и рылась в сумочке. Стоя в очереди к стойке регистрации, она то и дело сплетала и расплетала пальцы.
Посмотрела на Арчи. Глаза у нее были широко раскрыты.
— Я не хочу домой, — вдруг сказала Эмми. Затем покраснела и отвернулась.
У Арчи комок встал в горле. В голове не было ни одной мысли. Все так перепуталось. А потом ему послышался голос, тот сухой, насмешливый тон:
— Бога ради, Харбинсон, разберись же с этим делом.
Сердце Арчи ускорило свой ритм.
— Что? — прошептал он.
На сей раз он определенно услышал ответ:
— Смелее. Ты здесь только один раз. Положись в этом на меня.
Арчи выпустил из рук сумку и повернулся к Эмми.
— Я тоже не хочу возвращаться. — Очередные пассажиры зарегистрировались, и их багаж исчез в черном отверстии, очередь продвинулась вперед. — Так давай останемся.
Эмми засмеялась.
— Как это было бы чудесно. В наших мечтах.
— Это не обязательно должно быть в мечтах, ведь так? Мы можем сделать это реальностью.
Пока Эмми, растерявшись, смотрела на него, они оказались у стойки. Девушка положила на ленту транспортера шляпные коробки. Сотрудница компании улыбнулась молодым людям.
— Ваши паспорта, пожалуйста.
— Подожди. — Арчи удержал ее руку с паспортом. Эмми нахмурилась. Он накрыл ее руку ладонью. — Давай вернемся. Вернемся в гостиницу, Эмми.
— Я не могу. Я должна лететь в Лондон.
— Зачем?
— Мне нужно делать шляпы. У меня встречи. Столько дел…
— Ты хочешь сказать, что еще одна неделя отдыха так уж подорвет твои дела? — требовательно спросил Арчи. — Не хочу показаться грубым, Эм, но это всего лишь шляпки. Наверняка твои клиентки не обидятся. Давай же. Ты живешь только раз. Если последние несколько недель чему-то меня научили, так этому. Лови момент, и все такое.
Прикусив губу, Эмми отвела взгляд. Щеки у нее порозовели.
— У меня нет таких денег, Арчи. Ты же знаешь. Я не могу позволить себе остаться здесь.
— У меня есть деньги. — Он понятия не имел, в какую сумму это может вылиться, но он раздобудет эти деньги любой ценой. — Мы поселимся в пентхаусе, если он свободен.
Люди в очереди начали проявлять нетерпение. Девушка за стойкой раздраженно спросила:
— Простите, так вы хотите лететь этим рейсом или нет?
— Нет, не хотим, — ответил ей Арчи. Он снял с ленты транспортера их сумки и шляпные коробки Эмми. — Идем.
Эмми смотрела на него, разинув рот.
— Мы же не можем просто… не поехать домой. Мы не можем…