Энди узнал, что клейма на щеках Маршалла и Мэри открыли перед ними множество дверей. Хотя простой народ считал такие отметины позором, богатые пуритане видели в них свидетельство мужества и честности. Один состоятельный пуританин из Оксфорда убедил их отправиться в Новый Свет. Сам он уже одряхлел, и такое путешествие было ему не под силу, но ему очень хотелось внести свою лепту в создание нового общества, живущего по Слову Божьему. Он решил сделать это, оказав помощь молодой паре. Благочестивый меценат сказал, что снабдит их средствами, а они за это должны работать и рожать детей.
— Неужели он сказал, что вы должны рожать детей? — смеясь, переспросил Энди.
Маршалл кивнул, сделав большие глаза, а Мэри засмеялась и покраснела.
— Старик был очень щедр, — сказал Маршалл. — Даже обещал прислать мне печатный станок, как только он понадобится в колонии.
— Печатный станок?
Маршалл радостно кивнул. Он не смог скрыть мальчишеского восторга.
— А пока, — продолжила Мэри, — он хочет, чтобы мы подробно описывали ему жизнь переселенцев. Он будет печатать наши рассказы и распространять их по всей Англии, чтобы воодушевить новых колонистов.
— Я уже отправил ему несколько писем, но вот беда — я не умею писать, — посетовал Маршалл. — Я печатник, а не писатель. Жаль, подвел хорошего человека.
Энди поднял глаза к небу.
— Спасибо тебе, Господь, — произнес он.
Мэри и Маршалл удивленно переглянулись.
— Ты благодаришь Бога за то, что Маршалл плохо пишет?
Энди покачал головой.
— Просто я знаю, кто может вам помочь.
— Ты имеешь в виду себя? — спросила Мэри. — Пожалуйста, скажи «да», а то мы в отчаянии.
— Нет, я писать не умею. Но в колонии есть тот, кто вам нужен.
Снег выпал только на исходе ноября, который был куда суровее, чем в Англии. Холодная зима принесла с собой голод и болезни. Продовольствие выдавалось строго по норме, и эти нормы постепенно снижались. Возвращения «Лайона» ждали не раньше декабря. Энди знал, что губернатор Винтроп вручил капитану корабля длинный список всего того, что требовалось жителям. Прежде юноша как-то не задумывался, кто за это платит. Но однажды ему по секрету рассказали, что поселок снабжается на деньги самого Винтропа. Однако Энди ни разу не слышал, чтобы губернатор проявлял неудовольствие, когда колонисты начинали обвинять его в том, что он недостаточно активно борется с голодом и болезнями.
К радости Энди, к наступлению холодов Нелл успела окрепнуть. Но теперь его беспокоила Дженни. С памятного дня в лесу она очень переменилась. Она почти перестала улыбаться. От ее веселой взбалмошности не осталось и следа. Она была все время серьезна и печальна.
— Что ты сотворил с моей сестрой? — прошептала Нелл. Закутавшись в толстую шерстяную шаль, она стояла за спиной Энди.
Молодой человек заглянул к девушкам, чтобы подправить парусину, местами сползшую с крыши. Дело шло к вечеру, и Дженни прилегла вздремнуть.
— Не стой на ветру, Нелл, а то, чего доброго, опять заболеешь.
— Я не сойду с места, пока ты не ответишь мне, Энди Морган.
«Да ты еще и упрямица!» — подумал Энди.
— Целыми днями она сидит без дела и отказывается говорить, что случилось! Энди, кроме нее, у меня никого нет. Что ты с ней сделал?
— Я признался, что не люблю ее.
— Господи! Она ведь еще ребенок! Как ты мог?!
Энди сильно дернул за веревку. Хижина дрогнула.
Сложив руки на груди, Нелл внимательно смотрела на него. Она не собиралась уходить, не выяснив все до конца.
Энди обернулся и взглянул девушке прямо в глаза.
— Дженни надеялась, что у нас может что-нибудь получиться. Я сказал ей, что испытываю к ней самые теплые чувства, но не романтического свойства.
— Ты сказал впечатлительной юной девочке, что испытываешь к ней самые теплые чувства? А потом заявил, что не любишь ее?
— Это допрос?
— У меня в голове не укладывается, как ты, человек столь блестящего ума, можешь быть таким бесчувственным!
— Ты считаешь, что у меня блестящий ум?
— Нет, я считаю тебя бесчувственным.
— Нелл, я не хотел причинить ей боль.
— Для того, кто не хочет причинить другим боль, ты слишком хорошо умеешь это делать.
Энди проглотил обиду. Беседа была не из приятных, зато он разговаривал с Нелл. Общаться с ней ему удавалось все реже и реже.
Взвешивая каждое слово, Энди осторожно произнес:
— Я уже говорил, что не хотел обидеть ее. Объясни мне, как мужчина может сказать женщине, что не любит ее, и при этом не сделать ей больно?
Нелл не нашлась с ответом.
— И это еще не все.
— Вот как?
— Видишь ли, я признался Дженни, что люблю тебя.
Нелл покачала головой.
— Зачем ты ей это сказал?
— Потому что это правда.
— Между нами все кончено. Прошлое умерло вместе с моим отцом.
— Божьей милостью все может вернуться.
Нелл застыла в изумлении.
— Энди Морган! Ну и наглец же ты! Ты готов на любую низость! Ты не стесняешься использовать Бога, чтобы манипулировать мною?
— Нет, это не так! Каждую ночь я молюсь за тебя и Дженни и не помышляю ни о каких интригах. Мои молитвы и желания абсолютно искренни.
— Лучше бы ты молился за себя.
— Это я тоже делаю.
— И поскольку речь идет о вмешательстве в нашу жизнь…
— Мне показалось, что речь идет о моей любви к тебе.
Эти слова Нелл пропустила мимо ушей.
— …Я должна сообщить тебе, что мы больше не нуждаемся в твоей помощи. Теперь мы можем позаботиться о себе сами.
— Каким образом?
— Господин Рамсден и его жена Мэри, те, что живут у самого леса, предложили мне работу. Они попросили меня описать жизнь колонии. Заметки будут публиковать в Англии. За это мне неплохо заплатят. Похоже, Господь решил позаботиться о бедных беспомощных девушках без твоего участия.
— Поздравляю, Нелл! Я очень рад за тебя.
В декабре в назначенный срок «Лайон» не появился. Не прибыл он и в январе. Запасы зерна почти закончились. Моллюски были съедены все до единого. Земляных орехов тоже не осталось. Переселенцам, обосновавшимся на заливе Массачусетс, оставалось уповать лишь на то, что волею Господа мука их не истощится и масло не убудет, как у бедной вдовы из Ветхого Завета [102] .