— Но мне ничто не угрожает. Никто не знает, что Джастин — это я. А если ты вернешься, Лод может убить тебя!
— Я знаю.
— И несмотря на это, ты поедешь со мной?
Энди кивнул.
Нелл снова посмотрела на свой палец.
— Я помню выражение твоего лица, когда я сказала, что Джеймс сделал мне предложение.
— Я был в отчаянии, — признался Энди.
— Если не ошибаюсь, ты поздравил меня!
— А что мне оставалось делать?
— Ты мог запретить мне выходить за него.
Энди засмеялся.
— Ты бы меня послушалась?
— Нет, — улыбнулась Нелл.
Энди продолжал катать хлебный шарик по столу.
— Я помню, как ты сказала мне, что любишь меня, — тихо произнес он.
Нелл, не отрываясь, изучала кончик своего пальца. Она беззвучно заплакала. Подняв голову, она вытерла слезы.
— Я и теперь тебя люблю, — прошептала она.
Энди не верил своим ушам.
Нелл засмеялась, потом прикрыла рот рукой.
— Жаль, что ты не видишь себя со стороны, мастер Морган!
— Ты любишь меня?
— Да, Энди. Мой милый Энди.
Он обнял Нелл и, изо всех сил прижимая к себе, словно боясь, что что-то может их разлучить, стал целовать ее.
— Энди, мой дорогой Энди, сможешь ли ты когда-нибудь простить меня? — плача, спросила Нелл между поцелуями.
— Тсс! Все хорошо!
— После папиной смерти я возненавидела тебя. Я винила тебя во всем.
Энди гладил ее по голове.
— Теперь это не имеет значения.
— Я не хотела прощать тебя, но я всегда любила тебя.
— Ничто и никогда, — пообещал он, — больше не разлучит нас!
Когда Энди спустился с холма и направился к своей хижине, было уже поздно. Ему хотелось кричать. Ему хотелось петь. Ему хотелось рассказать кому-нибудь, все равно кому, что Нелл Мэтьюз любит его. Он засмеялся. Остановившись на склоне, он посмотрел вверх.
— Господь, Ты чудесен! — прокричал он в небо. — Ведь я просил лишь о том, чтобы день прошел спокойно!
В следующее воскресенье вместе с Энди и Нелл на утреннюю службу пришел Сазакус, а потом остался пообедать с ними. Индеец проявлял неподдельный интерес к Богу британских колонистов. Он регулярно посещал службы и теперь хорошо знал, когда нужно встать, когда сесть, и иногда тихонько подпевал прихожанам. Он внимательно слушал проповедь, несмотря на то что по-прежнему понимал меньше половины, и на протяжении всей молитвы держал глаза закрытыми (спустя какое-то время Энди перестал проверять его).
В то воскресенье Сазакус был сильно расстроен. Сначала все шло хорошо. Его преподобие Хиггинсон, как водится, обратился к Богу, после чего все исполнили первый гимн. Элиот и Дженни еще не пришли — они, по обыкновению, опаздывали. Спев гимн, прихожане стали усаживаться на свои места. В эту минуту появились Веннеры. С ними тоже пришел индеец.
Прихожане одобрительно переводили глаза с Энди, Нелл и Сазакуса на Элиота, Дженни и их друга-индейца Ункаса [107] . Элиот делал все, чтобы поселенцы могли им гордиться. Он стал отличным охотником и, разбогатев, купил дом у состоятельной семьи, которая вернулась в Англию. Он женился на достойной девушке, исправно посещал церковные службы и хорошо исполнял домашние обязанности, а теперь последовал примеру Энди, который сумел подружиться с индейцами. Жители Бостона не понимали, почему Энди не радуется его успехам вместе с ними.
От восторга никто из прихожан не обратил внимания на реакцию Сазакуса. Увидев индейца, сопровождавшего Элиота и Дженни, тот пришел в такое смятение, что до конца службы был сам не свой. Энди наклонился к нему и спросил, что случилось. «Потом», — ответил Сазакус. Он так волновался, что едва ли был в состоянии слушать проповедь. Он даже не понял — пока люди не начали подниматься с мест, — что служба закончилась.
— Энди! Нелл! — Элиот помахал им рукой. Дженни держала его под руку, но по ее лицу было видно, что она делает это не по доброй воле. Она стояла, низко опустив голову и не поднимая глаз. Ее подбородок дрожал.
Ункаса окружили прихожане, которые хотели пожать ему руку. Оказавшись в центре всеобщего внимания, индеец держался довольно скованно.
Сазакус отошел в сторону. Когда Энди помахал ему рукой, тот покачал головой, предпочитая держаться поодаль.
— Я хочу вас кое с кем познакомить, — сказал Элиот, когда Энди и Нелл подошли к нему.
Энди почувствовал отвращение. Элиот наслаждался своим триумфом. С улыбкой он кружил над своей жертвой, словно гриф, не упуская случая нанести удар. Несмотря на внешнее дружелюбие Элиота, Энди понял, что он хотел сказать: «Ты не сможешь мне помешать».
— Я представлю вам моего друга, — не умолкал Элиот. — Энди Морган, это Ункас. Ункас из племени могикан.
Энди протянул руку. Неулыбчивый индеец сжал ее так сильно, что ему стало больно. Нелл не подала ему руки. Могиканин устремил на нее холодный взгляд. Он разглядывал девушку столь пристально, что ей стало неловко.
— Может, нам с тобой суждено стать миссионерами! — Элиот говорил громко, чтобы его слышали все.
В то время как Элиот наслаждался одобрением окружающих, Ункас своим холодным взглядом смерил Сазакуса, который продолжал держаться в отдалении.
— Как твои дела? — спросил Энди, обращаясь к Дженни.
— Нет никого счастливее нас! — ответил за жену Элиот, похлопав ее по руке. — Она потрясающая женщина!
Дженни молчала. Когда она подняла голову, Энди заметил синяк у нее под глазом. Он с трудом сдержался, чтобы не наброситься на Элиота.
Энди и Нелл поняли, что в этот день им не стоило приглашать на обед гостя. То, что случилось с Дженни, не давало им покоя. Сазакус был еще молчаливее, чем обычно. Энди знал, что его друг не отличался разговорчивостью, предпочитая слушать и наблюдать, нежели говорить. Но в тот день, переступив порог дома, он не проронил и двух слов.
— Тебе не нравится Ункас? — спросил Энди, когда они приступили к еде.
— Он нехороший человек.
— Ты думаешь, что Бог его не интересует? — спросила Нелл.
— Ункаса интересует только Ункас.
— Тогда зачем он пришел в церковь?