Когда Морганы наконец добрались до дома, Энди по-прежнему был невесел. Первым из экипажа вылез Филипп, за ним вышла леди Морган. Отцу не терпелось проверить, как чувствуют себя рыбки, и он, не заходя в дом, отправился в сад.
Энди спешился. Пират, пребывавший, как и его хозяин, в мрачном настроении, от самого Бэйсингстока плелся еле-еле. Энди взял часть вещей из экипажа, прихватив изуродованную книгу епископа, воровской нож и, конечно, «Эпоху рыцарей» Джеффри Бербера. Еще со двора он услышал, как в доме кричат мать и брат — можно было разобрать отдельные слова о слугах, окнах и каком-то сундуке. «И как это я переживу разлуку с любимым домом?» — саркастически пробормотал Энди.
Он толкнул тяжелую дубовую дверь — та лишь приотворилась. Юноша сунул голову в щель и увидел старый морской сундук. Интересно, что он здесь делает? Энди толкнул дверь посильнее. Сундук неожиданно легко сдвинулся. «Наверное, пустой», — подумал Энди, протискиваясь в дом.
Из большого зала до молодого человека донеслись визгливые вопли матери. Леди Эвелин в бешенстве колотила кулаком в закрытую двойную дверь, ведущую в библиотеку.
— Опять ты махал здесь своей саблей, старый черт! — Из-за тебя теперь зуб на зуб не попадает!
— Отстань от дедушки! — гневно воскликнул Энди. — Это его дом!
— Не смей так со мной разговаривать, щенок! — Леди Морган побагровела от злости. — Ты выкинул кое-что похуже, чем он. Марш к себе в комнату! — И, повернувшись к закрытой двери лицом, она вновь закричала: — Если ты думаешь, что можешь забаррикадироваться своим дурацким сундуком, то глубоко ошибаешься! У тебя ничего не выйдет!
Леди Эвелин сделала паузу, ожидая ответа. Старик не откликнулся. Этого доселе никогда не случалось. Обычно адмирал, не стесняясь в выражениях, начинал браниться с невесткой. Энди подошел к двери и прислушался. Внутри было тихо.
— Может, он заболел, — сказал Энди.
— Может, он умер, — предположила леди Морган и при мысли об этом радостно ухмыльнулась, однако, взяв себя в руки, тут же нахмурилась: — Вряд ли. Мне не дожить до такого счастья.
— Дедушка, — позвал Энди.
Тишина.
Юноша подергал дверь. Она была заперта.
— Дедушка! — с нарастающим ужасом закричал Энди и быстро взглянул на мать. Она вновь оскалилась. Толстый слой грима делал ее издевательскую улыбку еще более омерзительной. Молодой человек почувствовал отвращение. Леди Морган торжествовала.
Бросив вещи на пол, Энди принялся что было сил дергать двери. Они не поддавались.
Выбежав из зала, юноша обогнул дом и через парадный вход выскочил наружу. В саду он увидел отца, который стоял на четвереньках возле пруда. Стеклянные двери дедовой обители были открыты. Энди влетел в библиотеку, пребольно ударившись о дверной косяк.
— Дедушка! — взволнованно позвал он.
Оглядевшись, молодой человек заметил около камина любимое кресло деда. Над спинкой кресла виднелась голова старика. На лысой голове тут и там торчали пучки седых волос, словно трава, которая пробивается сквозь трещины в скале. В эту минуту дед, сидевший абсолютно неподвижно, действительно походил на скалу. В комнате стояла мертвая тишина. Лишь языки пламени плясали в камине.
Энди приблизился к старику.
— Дедушка?
Молчание.
Энди помедлил. Если дед умер, лучше не знать об этом. Но что если ему нужна помощь? Энди осторожно заглянул в лицо старика. Глаза Амоса Моргана были закрыты, на губах играла улыбка:
— Как съездил, сынок? — ласково спросил адмирал Морган.
Весть о том, что старик жив, испортила леди Морган остаток дня. Энди предпочел остаться у деда в библиотеке, единственном месте, где он мог укрыться от злых насмешек матери.
— Отвратительно!
Опираясь на саблю, адмирал стоял у открытой двери, ведущей в сад, и наблюдал за тем, как его сын возится с рыбками. Энди сидел в кресле, перекинув ногу через подлокотник, и лениво листал книжку.
— Он что, целуется с этими рыбами?
Энди поднял глаза.
— Он с ними разговаривает.
Адмирал покачал головой:
— Он их целует!
Энди нехотя поднялся и подошел к деду. Лорд Морган стоял на четвереньках около пруда. Его губы беззвучно шевелились. Раздался всплеск, и над поверхностью воды мелькнуло что-то ярко-оранжевое.
— Действительно, целует, — согласился Энди.
Сад Морган-холла был любимым творением Перси Моргана. Он лично руководил огромным штатом садовников, которые превратили уголок дикой природы в лабиринт живых изгородей и аллей и украсили его каскадами водопадов.
Лорд Морган разбил свой великолепный сад на участки и называл их «землями». На Фруктовой земле заботливо выращивали яблоки, апельсины, самые разные ягоды. Лесная земля была миниатюрной копией легендарного Шервудского леса. Поросшая травой низина — там обычно накрывали стол и ставили скамьи — пышно именовалась Землей весенних лугов. Все это впечатляло даже видавших виды аристократов, но самым грандиозным проектом лорда Моргана стала Земля тропических рыб.
В этой части сада находилось несколько расположенных каскадом прудов с морской водой. Лорд Морган и его садовники более трех лет обустраивали водоемы, в которых могли бы обитать тропические рыбы. Два раза в месяц в прудах меняли воду — ее привозили в поместье на повозках. Перси Морган заключил с капитанами кораблей договор о поставке тропических рыб из Карибского моря. Судовладельцам такая сделка пришлась по душе — благодаря ей корабли возвращались из Вест-Индии, куда они доставляли чернокожих рабов, не порожняком, а с грузом. К тому же им хорошо было известно, что хозяин Морган-холла готов заплатить за редкую рыбу не меньше, чем за молодого крепкого раба.
— Вот в чем разница между нами, — сказал адмирал Морган внуку, ткнув саблей в сторону сына. — В мое время англичане воевали с испанцами, а этот англичанин воюет с рыбьим грибком.
Фыркнув, старик захромал назад, в свое кресло у камина. Он опирался на саблю, как на трость. Энди с тревогой наблюдал за ним: «Я паникую или дед действительно идет слишком медленно?» С трудом доковыляв до кресла, адмирал, словно судно, которое входит в док, развернулся в нужном направлении и чуть помедлил, прежде чем сесть. Потом, тихонько крякнув, грузно опустился в кресло. Не так давно Амосу Моргану перевалило за семьдесят. Закрыв глаза, он пытался отдышаться.
— Ты видишь перед собой старую развалину, дружок, — раздался наконец его усталый скрипучий голос. — Дни мои сочтены, Энди. Признаться, я даже рад этому. Надоело быть жалкой рухлядью.
Энди промолчал. Он не впервые слышал это от адмирала и не слишком встревожился. Когда дед начинал рассказывать о своей жизни, не было человека бодрее и энергичнее. Надеясь, что старик вновь предастся воспоминаниям, юноша настороженно замер.