Внезапно Энди осенило: кажется, у него появилась возможность узнать о викарии побольше.
— Наверняка он талантливый писатель, — осторожно начал молодой человек.
Нелл засмеялась:
— Нет. Отец умеет только говорить. Господь наградил его даром красноречия. Излагать свои мысли на бумаге ему трудно. Думаю, из-за того, что он относится к этому слишком серьезно и слишком старается.
Энди остался ни с чем. Услышав, как красноречиво изъясняется викарий, юноша было подумал, что он и есть один из тех неуловимых пуританских памфлетистов, а то и сам Джастин. Однако Нелл разубедила его. Конечно, она могла почувствовать подвох и утаить правду.
Разговор угас. Они никуда не спешили, но не знали, о чем еще говорить. Нелл первой нарушила тишину.
— Энди, чего ты хочешь от жизни?
«С этой девушкой невозможно вести пустые разговоры, — с досадой подумал Энди. — Сначала она расспрашивает меня о Боге, а теперь вот решила поговорить о смысле жизни. Эта тема явно не для свидания». Сегодня Нелл уже успела его уколоть, и он был осторожен.
— Честно говоря, не знаю, — медленно проговорил юноша.
— Тогда скажи, о чем ты мечтаешь?
Энди с опаской посмотрел на Нелл, но не заметил на ее лице и тени насмешки. Она глядела на него мягко и дружелюбно.
— Не знаю, хочу ли я об этом рассказывать.
По глазам и губам Нелл было видно, что она расстроилась. Девушка стремительно поднялась.
— Не пора ли нам возвращаться? — сухо спросила она.
— Нелл! — умоляюще сказал Энди. — Я ответил так потому, что мои мечты неосуществимы.
— Почему?
Энди замялся. Ему хотелось быть с ней откровенным, но он понимал, что это сделает его уязвимым. «А что если она станет смеяться?»
— Они неосуществимы, потому что… — Энди запнулся и глянул на девушку. Ее глаза были внимательны и серьезны.
— …потому что это мечты о прошлом. Я мечтаю об ушедшем.
Нелл улыбнулась, улыбнулась не ехидно и неприязненно, а тепло и сердечно, словно говоря: «Спасибо, что ты поделился со мной своими сокровенными мечтами». И Энди почувствовал это тепло.
— О каком прошлом ты говоришь?
Он зашел слишком далеко — отступать было поздно.
— Вот об этом, — сказал Энди, указывая на разрушенные каменные стены. — Об эпохе короля Артура, рыцарства и борьбы за справедливость. Мне нравится это время. Тогда все было просто. Каждый знал, где добро, а где зло. Мужчины сражались ради того, чтобы мир стал лучше, а не для того, чтобы построить дом побольше или купить своей жене драгоценности подороже.
— Да ты идеалист! — воскликнула Нелл с искренним изумлением. — Таким, как ты, нынче приходится туго.
— Да, практичности мне явно недостает.
Нелл посмотрела на него как-то по-новому. В ее взгляде сквозило восхищение.
— Что ж, — сказал Энди, — теперь твоя очередь. О чем мечтаешь ты?
Нелл повернулась, собираясь уходить.
— Нам действительно пора возвращаться.
Энди преградил ей путь.
— Нет уж. Так нечестно. О чем мечтаешь ты?
Нелл попыталась обойти его. Энди схватил ее за плечи. Ее глаза сверкнули как лезвие меча. Не совершил ли он роковую ошибку? Но, видимо, вспышка гнева была безотчетной, спустя долю секунды девушка совладала со своим негодованием и взглянула ему прямо в глаза. Настала ее очередь стать уязвимой. Нелл смущенно улыбнулась и, стараясь не смотреть на молодого человека, заговорила.
— В нас есть что-то общее, — мягко промолвила она. — Я тоже идеалистка. Только ты мечтаешь о прошлом, а я — о будущем. Я мечтаю о таком месте, где люди смогут говорить все, что им вздумается, не боясь, что за это их могут убить. Я мечтаю о стране, где все будут честны и открыты, где люди будут стремиться приобрести побольше друзей, а не приумножить свое богатство. — Нелл взглянула на Энди через плечо — прежде чем продолжать, ей хотелось посмотреть, как он воспринял ее слова. Она сорвала листок все с той же ветки и начала складывать его гармошкой. Молчание затягивалось. Наконец, понизив голос, она продолжила: — Я мечтаю о таком обществе, где Бог — правитель и где все любят Бога и друг друга. Там нет сторожей, судов и тюрем. Там нет бедных, потому что каждый заботится о других, как о себе. И все свободны… свободны от ненависти, страха, свободны любить и быть любимыми. — Нелл бросила скомканный листок. — Сплошной идеализм, правда?
Энди так же тихо ответил:
— Если ты найдешь такое место, скажи мне. Я бы тоже хотел там жить.
Когда Энди Морган и Нелл Мэтьюз покинули развалины замка, по склону холма к городку, словно гигантские руки, тянулись длинные тени — они напоминали молодым людям о том, что им пора возвращаться в реальную жизнь. Энди и Нелл молча шли рядом. Порой их пальцы соприкасались. Энди хотелось взять девушку за руку, но он сдержался.
— Спасибо, что привела меня сюда, — сказал он.
В ответ Нелл лучезарно улыбнулась. И улыбка ее была лучше всяких слов. Энди никогда не думал, что это может доставить ему такую радость.
Когда они спустились в город, Энди увидел в дверях церкви Кристофера Мэтьюза. Почему все так сложно? Чтобы достичь желанной славы, нужно разоблачить викария. Но Энди не предполагал, что может полюбить его дочь.
Утро понедельника должно было показать, как долго после воскресной службы горожане будут пребывать в приподнятом настроении.
В доме Мэтьюзов утро началось как обычно. Первым встал Кристофер Мэтьюз и начал свой день с молитвы и изучения Библии. После этого он бесшумно вышел на улицу и, продолжая молиться, отправился в поле за Главной улицей.
Затем проснулись Нелл и Дженни. Они на цыпочках прошли мимо спящего Энди. Услышав, как девушки возятся на кухне, молодой человек открыл глаза и торопливо оделся. Ночевать в гостиной было не очень удобно. В тот момент, когда он заправлял рубашку в штаны, из кухни появилась Дженни с миской яблок в руках.
— Ой! — воскликнула она и вновь исчезла на кухне.
— Все в порядке, я уже оделся, — крикнул Энди ей вслед.
Но она почему-то не вернулась.
Когда Энди убирал свою постель, устроенную из одеял, входная дверь отворилась и на пороге появился глава семьи.
— Мастер Морган! — радостно улыбнулся Мэтьюз. — Господь подарил нам чудесное утро.
Для большинства людей сказать «доброе утро» всего лишь дело привычки. Они произносят эти слова бессознательно, не соотнося их с тем, что на самом деле думают о наступающем дне. Однако не таков был викарий Эденфорда. Если Кристофер Мэтьюз говорил: «Сегодня чудесное утро», значит, именно так он и считал. Тон, которым он произнес эти слова, сияние глаз и улыбка не позволяли усомниться в его искренности.