Исав узнал о свадьбе из письма матери. В наивном неведении Энн детально описывала брачную церемонию, происходившую у них в саду. Письмо заканчивалось материнским напутствием. Энн писала следующее: я знаю о твоих чувствах и поэтому надеюсь, что, вернувшись домой, ты, как истинный христианин и член семьи, поздравишь новобрачных.
Если бы на Исава рухнула колокольня Святой Магдалены, то последствия этого падения оказались бы менее страшными, чем последствия материнского письма. В тот период, когда молодой человек получил известие о замужестве Мерси, он особенно сильно ощущал любовь к ней. Строго держась своего обещания, Исав избегал любого женского общества и вел почти монашеский образ жизни.
С самого начала Джейкоб отлично понимал, что рано или поздно тайное станет явным. Он был готов терпеливо выслушивать нудные родительские нравоучения; он смирился с тем, что отец и мать будут его упрекать, говорить о своем разочаровании, засыплют нескончаемым потоком вопросов, на которые есть только один ответ. Он так поступил из любви к Мерси. Джейкоб был готов и к неистовству брата. Более того — жаждал этого. Поскольку находил извращенное наслаждение в том, чтобы выводить Исава из себя.
Ни родители, ни брат не могли изменить его отношения к содеянному. Победа или проигрыш? Ответ на этот вопрос зависел только от Мерси. Как она отнесется к тому, что была повенчана обманом? Конечно, Джейкоб надеялся убедить жену в чистоте своих помыслов и любви. Внушить, что не мыслит жизни без нее; что пошел бы на все, абсолютно на все, лишь бы повести ее к алтарю.
Как оказалось, Джейкоб понимал Мерси лучше, чем представлялось окружающим и даже ему самому. Когда обман вскрылся, это ее ранило, но не столь уж и сильно. Настоящий удар она пережила, когда ее «отверг» Исав. А вот разочарование в Джейкобе не было таким уж болезненным — вероятно, потому, что от мужа она многого и не ожидала. Кроме того, она уже стала одной из Морганов. И ей это нравилось. Мысль о разводе серьезно не рассматривалась; поступи она так, общество отвело бы ей роль продажной и беспринципной кокотки. Мерси заказала игру по высшему разряду и завершит ее так же. С этим можно жить. Слишком многое поставлено на карту. Да и потом, это очень романтично. Ради нее мужчина прошел такой длинный и извилистый путь.
Исав не сумел простить брата. А вот Мерси он не винил. Его возлюбленную обманом завлекли в ловушку. Единственное утешение — надежда на то, что Господь все рассудит. Конечно, предпочтительнее было бы поразить Джейкоба ударом молнии, но пусть Всевышний сам выберет орудие мести. Исав был готов ждать. Наступит час, и Мерси станет его женой.
Более десяти лет Исав ждал и молился. Со временем выяснилось, что молодая пара бесплодна. Обманутый жених воспринял сей факт как знак свыше: Господь не одобрял этот союз. Все эти годы Исав довольствовался короткими тайными встречами с любимой. Свидания были невинными и полностью контролировались Мерси. Она, казалось, радовалась тому, что может иметь не только мужа, но и поклонника. Молодая женщина с готовностью виделась с Исавом; иной раз даже устраивала встречи сама. Дозволялись беседы, легкий флирт, невинные прикосновения — не более. Стоило Исаву выказать более серьезные намерения, и его возлюбленная тотчас исчезала.
И в этот вечер, в конце второго месяца 1775 года, покинув сад и возвращаясь в Кембридж, Исав с удвоенным пылом обратил свои мольбы к Господу в надежде на то, что на брата обрушится заслуженная кара. «Может, растущее противостояние между колониями и Англией сулит мне что-то хорошее, — говорил себе молодой человек. — Как-никак Джейкоб мятежник. Конфронтация может привести к войне. Ну а на войне люди погибают. Если мятеж неизбежен, пусть Джейкоб погибнет одним из первых. И тогда Мерси будет моей».
Северный район Бостона был компактным и оживленным. Эта часть города — за исключением, пожалуй, склонов Копп-Хилл, где находилось кладбище и ветряная мельница, — была густо заселена; оседали здесь в основном торговцы — их дома и магазины со складскими помещениями располагались подле причалов — и корабелы, предпочитающие селиться поближе к верфям. Отсюда регулярно ходил паром в Чарлстон. Той ночью тяжело вооруженное подразделение 29-го полка «красных мундиров» под командованием длиннолицего, дерзкого на язык лейтенанта перекрыло все подходы к воде.
Вынужденный вернуться с полдороги, Исав силился подавить кипевшее в нем бешенство. Молодой человек неустанно напоминал себе, что буря в его душе поднялась не из-за задержки в пути. Конечно, он был раздражен тем, что ему пришлось в столь поздний час тащиться через весь город. Мало того — ему предстояло, добираясь до Кембриджа по суше, дать изрядный крюк. Однако Исава вывели из себя не эти неприятности, а чрезмерно ретивый сквернослов-лейтенант и находящаяся под его началом банда головорезов с их язвительными насмешками, угрозами и необоснованными намеками. Вместо того чтобы просто сообщить о закрытии переезда, лейтенант счел своим долгом спешить всадника. А потом засыпал его градом вопросов. Куда он направляется? Почему так поздно? Почему один? Мятежник ли он? Почему они должны ему верить? Пока Исав отвечал, офицер нервно тыкал дулом заряженного пистолета ему в грудь и время от времени перебрасывался комментариями со своими людьми.
— Очень и очень надеюсь, — говорил он, — что оружие не разрядится самопроизвольно, иначе может случиться неприятный казус, а это, уверяю вас, меня сильно огорчит.
Следующий шквал вопросов был более враждебным: где находятся арсеналы колониальных войск? где пройдет сегодняшняя встреча «Сынов свободы» [20] ? кто станет их очередной жертвой?
Неважно, что отвечал Исав, неважно, сколь убедительны были его заверения в преданности Англии, лейтенант-красномундирник упорно продолжал именовать задержанного «сынком свободы», не забывая при этом тыкать ему в грудь своим жутким пистолетом. Допрос длился почти час. После чего молодому человеку было разрешено убраться туда, откуда, собственно, он явился. Едва он тронул лошадь, вдогонку понеслась непристойная брань, а еще — злобные напутствия «сынкам свободы», предателям, которые заслуживали только мушкетной пули, штыка да петли.
Крики смолкли лишь после того, как Исав отъехал на значительное расстояние. Одинокое цоканье копыт по торцам булыжной мостовой, эхом отзывалось на узенькой улочке. По обе стороны Принс-стрит еще высились сугробы, много снега лежало на выступах домов, ступенях, фонарных столбах. Густой туман, крадучись, полз переулками из гавани, змеясь, юрко проскальзывал на Принс-стрит и, скатившись клубами с сугробов, обволакивал ее. Затем, упрямо двигаясь вверх, закручивался спиралью вокруг домов, брал в кольцо дорожные столбы и плотно окутывал стеклянные плафоны фонарей, как будто пытался просочиться внутрь, потушить свет и затопить улицу мраком. Запотевшие стекла фонарей роняли на мостовую капельки влаги — казалось, они плакали из-за грубого натиска тумана.