Исав поежился. Шляпа, сюртук пропитались сыростью и отяжелели. На лбу образовалась капля и потекла вдоль носа. Зависла над губой. Исав смахнул ее дрожащей рукой. До сего момента он не осознавал, как его взбудоражило столкновение с солдатами. Молодой человек непроизвольно вздрагивал. «Довольно. Что за ребячество! — распекал он себя. — Может, они и походили на грубых животных, но пулю-то в тебя не всадили!»
Хотя могли бы. Исаву не хотелось признаваться в этом даже самому себе, но он знал, что солдаты жаждали его крови. Их лица заволокли грозовые тучи злобы — это была злоба англичан, разочарованных предательством колоний. Казалось, они умоляли Исава дать им любой, пусть самый ничтожный повод для расправы над ним. Убив колониста, они утолили бы свою страшную жажду — смерть снимет напряжение, и их охватит чувство благодарного успокоения. Но Исав не желал им угождать. Каждым словом и движением он старался выказывать как можно меньше агрессии. Молодой человек полагал, что его кровь не предназначена для окрашивания мостовых и пригодится для великих свершений.
Не сохрани Исав присутствие духа, доведенные до отчаяния английские солдаты растерзали бы его на месте, причем не он был бы их первой жертвой. Почти пять лет назад, 5 марта, на Кинг-стрит погибли люди; бостонские бунтовщики объявили этот день днем памяти своих погибших соратников; смутьяны обрели ореол мучеников, а напряженность в городе усилилась. На ставших традиционными сборищах Сэм Адамс умело превращал благопристойных граждан в бесчинствующих хулиганов. А сегодняшний лейтенант, собрат из Англии… Интересно, при других обстоятельствах, скажем, в Оксфорде, в университете, могли бы они подружиться?
Внезапно Исав захохотал: ему в голову пришла очень странная мысль. Звук его низкого голоса эхом отозвался на пустынной улице. «Воображаю, что сотворил бы со мной лейтенант, знай он об обеде с Адамсом!»
— Стоять!
Повсюду замелькали факелы. Снег хрустел под ногами мужчин, выбегающих из каждого переулка и дверного проема. Темные фигуры разорвали пелену тумана, и тот, сердито закручиваясь, тут же принялся их обволакивать. Конь Исава взвился на дыбы.
— Стоять, я сказал!
Две огромные темные фигуры вцепились в уздечку. Вокруг Исава сомкнулось живое кольцо. К всаднику подступил коренастый толстяк в треуголке. Пляшущие языки пламени — толстяк держал в руке факел — отбрасывали рваные отблески на жуткое лицо: безобразный прищур незрячего левого глаза, под ним, вдоль щеки, порочный шрам, нос — толстый, луковицей, злобно вздыбившиеся усы, меж редких зубов — чернота.
— Ну, и куда нацелился? — грозно рявкнул кривой.
Исав огляделся. Его плотно обступили молодчики в вытертых холщовых рубахах, груботканых штанах, фетровых шляпах; мужчины молча смотрели на него. Их лица были непроницаемы как гранит.
— Не думаю, что вас это касается, сэр.
Услышав слово «сэр», толстяк криво ухмыльнулся, остальные ответствовали свистом и улюлюканьем.
— Говоришь как образованный.
Исав промолчал.
— Кембридж, несомненно.
— Оксфорд.
— О! Джентльмен из Оксфорда, — с напускным восхищением выкрикнул в толпу одноглазый, чем вызвал ответный хор восклицаний. — Я сам из Кембриджа!
Взрыв хриплого хохота. На Исава со всех сторон наплывал тяжелый запах рома. Молодой человек, беспокойно перебирая поводья, ждал удобного момента пришпорить коня.
— Несомненно, — пророкотал на всю улицу толстяк, — ты близкий друг короля Георга! [21]
Исав хранил молчание. И быстро обводил взглядом толпу. Их так много!
— Я сказал: наверняка ты друг короля! — На этот раз кривой обратился непосредственно к Исаву. Возбуждение его возрастало. — Так ты друг короля или нет?
Повисла напряженная пауза, толпа выжидающе замерла. Исав приосанился — он не позволит этому сброду запугать себя. Его взгляд сцепился с взглядом допросчика. Спокойным чистым голосом молодой человек провозгласил:
— Да, друг.
Жуткое лицо толстяка расколола мерзкая ухмылка. Он сладострастно скомандовал:
— Он ваш, парни.
Со всех сторон к Исаву потянулись жадные руки. Пытаясь ухватить свою жертву за рукава, плечи, волосы — словом, за что угодно, — люди высоко подпрыгивали. Исав попробовал пришпорить коня. Тщетно. Следующее, что он помнил — его стащили с седла и швырнули лицом о землю. Молодому человеку казалось, что по нему, вбивая в землю, молотили сотни кулаков. Щека Исава расплющилась о ледяные камни мостовой. Потом ему заломили руки за спину и крепко скрутили их грубой веревкой. Ноги тоже связали. Затем несчастного, как куль с мукой, подняли и бросили в телегу, с громом выскочившую с боковой улочки. Держа в руках факелы, мужчины плотно окружили Исава и с пьяным гиканьем поволокли его, будто циркового медведя, к пакгаузу.
— Требую порядка на собрании Комитета безопасности!
Допросчик со шрамом от души колотил по стулу (тот, как и толстяк, был исполосован); в руках вместо молотка коротышка держал старый кожаный башмак. Стук башмака эхом отдавался под стропилами пакгауза. Мужчины всех габаритов и мастей сгрудились вокруг толстяка; кто-то из них прислонился к подпиравшим балкон столбам, кто-то притулился на сваленных в кучу ящиках и мешках с зерном. Факелы освещали только центральную часть помещения — углы тонули во мраке. В воздухе стоял густой едкий запах, он пропитал все пространство и перебивал даже, казалось бы, ничем неискоренимый ромовый дух.
Новоявленный председатель самостийного суда швырнул потрепанную треуголку на край стола. После того как удар башмака оборвал разговоры, толстяк запустил свою короткопалую руку в шевелюру, похожую на дикое поле. Затем той же рукой вытер нос и подтянул штаны.
Исав стоял в нескольких футах от стола, все еще спеленатый по рукам и ногам. Нетвердо. Пошатываясь. Из-за туго связанных ног молодому человеку приходилось беспрестанно прилагать усилия к тому, чтобы не упасть. Если он чуть рассеет внимание или сделает резкое движение — свалится, а это, учитывая настроение публики, явно не в его интересах.
— Поступим проще, — сказал коротышка. — Предай анафеме губернатора, парламент и короля, и мы зачислим тебя в ряды патриотов, а потом отпустим. Ну а в случае отказа облачим в новые одеяния, которые ты сможешь носить с гордостью, — уж в них-то ты будешь неотразим для всех цыпочек Бостона.
Так вот что они готовили ему. Деготь и перья. Молодой человек узнал этот разъедающий ноздри запах. Деготь.
Исав огляделся — осторожно, сохраняя равновесие; не спеша, он рассматривал лица, одно за другим, ища на них хотя бы проблеск сочувствия; а еще он наделся увидеть какого-нибудь знакомца, к которому мог бы обратиться с призывом о помощи. Но глаза, смотрящие на него, были холодны и враждебны. Большинство собравшихся, как и давешние «красные мундиры», судя по всему, искали повода для расправы. Остальных он вообще не видел. Они стояли в тени. Исав различал только их силуэты. И среди этих силуэтов выделялась черная, в капюшоне фигура палача.