— Приготовиться к перезарядке!
Фон Штейбен швырнул мушкет Джейкобу.
— Повтори! — И опять: — Раз! Два! Три!.. Nein! Nein! Nein! Nein! Nein!
Окрестности вновь осквернила отборная немецкая брань.
Уже три дня фон Штейбен муштровал взвод Джейкоба (всего двенадцать человек). Поначалу солдаты находили этого чужака смешным и надутым, однако мало-помалу привыкли к нему. Фон Штейбен был убежденным педантом. Осерчав на солдат, он начинал браниться на родном языке. Не брезговал он и французскими ругательствами. Как-то раз, исчерпав свой запас ругательств, он попросил помощника обругать солдат по-английски. Вскоре все поняли, что фон Штейбен не успокоится до тех пор, пока солдаты не научатся заряжать мушкет единственным верным способом — его.
Солдаты собирались на плацу к шести утра, к этому времени фон Штейбен бодрствовал уже три часа. Перед занятиями он успевал почитать, выкурить трубку и выпить чашку крепчайшего кофе. С этого неизменно начинался его упорядоченный и очень насыщенный день. Фон Штейбена наняли для обучения американских солдат простейшим приемам обращения с оружием и ведению боя; с его помощью разрозненные отряды ополчения должны были превратиться в единую, мощную армию. С восхода до заката обучал он небольшие, сменявшие друг друга группы военнослужащих. Называлось это «солдатская школа». Солдаты возвращались в свои отряды к своим командирам и делились полученными знаниями.
Медленнее всех системой фон Штейбена овладевал сержант Морган; как следствие — он чаще других получал от барона нагоняй. Неудачи Джейкоба объяснялись двумя причинами. Во-первых, он привык к тому, что мушкет для него заряжал Бо — это было удобнее, так как американцы до последнего времени придерживались индейской тактики ведения боя: стреляли из-за кустов, изгородей, домов. На первое занятие Джейкоб привел с собой Бо, рассчитывая, что мальчик тоже сможет чему-то научиться. Но фон Штейбен был категорически против присутствия ребенка на плацу. В дальнейшем континентальная армия должна сражаться, как положено, — колоннами. Следовательно, на поле боя мальчик будет только путаться под ногами. Фон Штейбен велел Бо убираться. Во-вторых, Джейкобу мешала лихорадка. Из-за нее молодому человеку было трудно сосредоточиться; порой он ловил себя на том, что тупо таращится в пространство. И тогда выяснялось, что он отстает от товарищей на две-три команды. А нагнать упущенное ему еще ни разу не удалось.
— Nein! Nein! Nein! Nein! Nein! — кричал фон Штейбен. — Твой дедушка и то сделал бы это быстрее! Посмотрите на Моргана! Все неверно! Неверно! НЕВЕРНО!
И, схватив молодого человека за руку, поставил его перед строем.
— Я считаю — ты заряжаешь, — фон Штейбен ткнул Джейкоба в грудь пальцем. Они скажут, когда ты ошибаешься. Готов. Раз. Курок на предохранитель! Два. Достать патрон! Три…
Когда Джейкоб доставал патрон, он вдруг заметил на нем буквы «И. Т.». Илайс Тодд. Он взял сумку отца Во. Молодому человеку вспомнился тот страшный день: каменная ограда у селения Мериам, Илайс Тодд лежит на земле лицом вверх, Бо прижимается к его груди…
— Nein! Nein! Nein! Nein! Nein!
Перед глазами Джейкоба снова маячил огромный нос фон Штейбена.
Джейкоб не разрешал Бо приближаться к домам офицеров. Не то чтобы молодой человек не доверял своему воспитаннику, просто он знал, как часто с мальчишками случаются неприятности, и не хотел, чтобы Бо попал в руки дежурного офицера. Тем не менее пока Джейкоб был в солдатской школе, Бо все-таки забрел на запретную территорию — остальные уголки лагеря он уже обследовал.
Погода изменилась, день стоял солнечный. Снег на дорожках, проложенных между домиками, еще не растаял, однако кое-где уже чернели проталины. Бо бодро шагал по тропинке, засунув руки в карманы.
У одного из домиков он увидел лошадей, привязанных к коновязи. Дюжий мужчина с лоснящимся от пота лицом подошел к лошади, поднял ее заднюю ногу и внимательно осмотрел копыто. Потом огромными щипцами выхватил из огня раскаленный кусок железа, положил его на наковальню и начал ударять по нему молотом. Всякий раз, когда молот опускался на железо, во все стороны сыпались желтые искры.
Внезапно рядом с мальчиком распахнулась дверь. Толстый мужчина пятился от двери, указывая на что-то в доме. Спустя мгновение на пороге появился еще один человек, он тоже тыкал пальцем куда-то в глубь помещения. Бо внимательнее пригляделся к толстяку. Это был Вернет. Мальчик закрыл голову руками и ускорил шаг.
Когда Бо показалось, что опасность миновала, он оглянулся. Вернет уходил в противоположном направлении. Вздохнув с облегчением, мальчик зашагал дальше.
Перед следующим домиком развешивала выстиранное белье женщина. Она закрепляла его прищепками, причем губы ее беспрестанно шевелились. Временами она хмурилась, и губы двигались медленнее, зато выразительнее, потом вдруг растягивались в улыбку, показывая два ряда белых веселых зубов — в этот миг губы и язык начинали бешеную пляску.
Женщин в военных лагерях почти не было. Лишь некоторые жены сопровождали в походах своих мужей. Они занимались готовкой, штопкой, стиркой. Случалось им и сражаться плечом к плечу с мужчинами.
Поющая женщина заворожила Бо. Он замедлил шаг, чтобы понаблюдать за ней. «Если она меня заметит, — решил про себя мальчик, — уйду». И тут он увидел доселе скрытую от его глаз часть двора. Там, на солнышке грелся мальчик примерно одних с ним лет. В руках у него были две белые палочки, которыми он колотил по какой-то жестяной банке. Бо видел ребят с такими же банками в британской армии, неподалеку от Конкорда. Бо заинтересовался и решил подойти поближе.
Как только он шагнул к мальчику, тот опустил палочки и улыбнулся. Его губы зашевелились. Бо разобрал только одно слово — «имя».
— Бо, — сказал он, ударяя себя кулачком в грудь.
Губы мальчика вновь зашевелились.
— Меня зовут… — дальше Бо не разобрал: губы мальчика почти не двигались. Незнакомец заметил его смущение и вновь повторил свое имя. На этот раз Бо понял.
— Зах, — сказал Бо, указывая на мальчика и старательно воспроизводя движение его губ. Мальчик улыбнулся и кивнул.
Внезапно сердце Бо сжалось от страха — над ним нависла чья-то тень. Это была та самая женщина, что развешивала белье.
Ее золотистые волосы были забраны вверх, синие глаза ласково смотрели на Бо. Полные губы произнесли:
— Как ты сказал, тебя зовут?
— Бо.
— Тебя зовут Бо? — На этот раз ее губы двигались медленнее. Не дожидаясь ответа, она бросила взгляд на уши ребенка.
— Бо, — повторил мальчик.
Глядя на них, Зах открыл от удивления рот.
Губы женщины опять зашевелились.
— Ты ведь меня не слышишь? — четко произнесла она, покачав головой.
Бо коснулся пальцами своих ушей и тоже покачал головой.
Тогда женщина отвернулась от Бо и повернулась к Заху; по каким-то, одному ему заметным признакам Бо определил, что она говорит с сыном. И чем дольше она говорила, тем шире распахивались глаза и рот Заха.