— О-о!

Витамоо не слышала этот голос уже целую вечность, но узнала мгновенно: слишком живо он звучал в ее сердце. Из зарослей кукурузы показалась голова Филипа Моргана. Затем появился он сам, с гримасой боли держась за ухо.

— К сожалению, ты не утратила своей ужасающей меткости!

— Филип Морган! Что ты делаешь на моем кукурузном поле? Решил взяться за старое?

— Да, ведь в последний раз мой план успешно осуществился.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Только одно: в прошлый раз, когда ты запустила в меня камнем, тебе стало стыдно и я заработал поцелуй.

— Это было давно. Теперь я стала старше и мудрее. Прежние уловки тебе больше не помогут, — говоря это, Витамоо спустилась со своего наблюдательного пункта и подошла к Филипу. — Ты ранен?

Филип шел ей навстречу, потирая ухо.

— Дай-ка я взгляну, — сказала она и отвела его руку в сторону. — Да там нет ни царапины! — Витамоо посмотрела ему в глаза так, словно они не расставались.

Филип нежно поцеловал ее.

— Я же обещал, что вернусь, — сказал он.

Послесловие

Период становления колоний в Америке — это эпоха борьбы и перемен. Прежде всего перемены коснулись духовенства, которое постепенно утрачивает авторитет и уступает лидирующие позиции в обществе. Изначально предводителями колонистов были священники и наиболее ревностные прихожане, в чьих дневниках мы находим множество ссылок на Библию. Однако к началу войны за независимость власть начинает прибирать к рукам растущий класс дельцов и аристократов. Хэнкок, Джефферсон, Франклин и Вашингтон [50] были выходцами из состоятельных слоев общества.

Разразившийся духовный кризис приходится на конец XVII — начало XVIII века. На смену глубоко набожным первым колонистам пришли поколения, сформировавшиеся уже в Америке и не разделявшие религиозных идеалов своих предшественников. Церковь, влияние которой сильно пошатнулось, предприняла попытку сделать прихожанами неверующих молодых людей, опираясь на веру их родителей, — явление, известное как «Неполный завет» (Halfway Covenant). Результатом неизбежно стал рост лицемерия духовенства и равнодушия прихожан.

Главной заботой колонистов теперь оказалось не служение Богу, но стремление к личному обогащению, что закономерно вызвало рост должностных злоупотреблений и коррупции в правительстве, — причина, по которой первые колонисты покинули Англию. Лишь чудо Божьего милосердия — Великое Пробуждение — помогло им вернуться к основам духовности. Такова вкратце историческая обстановка, на фоне которой разворачивается действие романа «Колонисты». В центре его — семья Морган, члены которой не остались в стороне от конфликтов и соблазнов, типичных для своего времени. Лишь постепенно они приходят к осознанию непреложных духовных ценностей, обретают понимание, что своекорыстие и эгоизм ведут к раздорам и страданиям, а самоотречение дарит радость и любовь.

В романе «Колонисты» я попытался создать персонажи, представляющие основные слои колониального общества.

Филип — органичная частичка академического мира Гарварда. Но, столкнувшись с индейцами-христианами из племени наррагансетов, он открывает для себя простую истину: духовная глубина человека не определяется достижениями, замеренными по шкале академических успехов.

В образе Присциллы находит отражение конфликт духовности и стремления к обогащению и власти.

Бурное развитие личности, которое станет отличительной чертой американцев, особенно характерно для образа Джареда. Именно ему, попавшему на борт пиратского судна, довелось испытать на себе, что же это такое — примитивная форма демократии. Опыт Джареда окажет затем глубокое влияние на его детей, которые станут участниками войны за независимость.

Дэниэл Коул представляет стихийно развивающееся торговое сословие, которому чужды и вера, и нравственность, и даже простое уважение к человеческой жизни.

Первые колонисты с неизбежностью получили еще один важный нравственный урок: подлинное христианство не ограничивается отдельной культурой или этнической группой. В этом контексте особую ценность имеют многочисленные истории о северо-американских индейцах, чью жизнь изменил Иисус. Часто им приходилось платить за свою веру дорогой ценой: оказавшись между двумя враждующими группировками, многие из них пали жертвами насилия и убийств. Единственным утешением для них могли служить слова апостола Павла, который знал о подобных тяготах не понаслышке: «Наше же жительство — на небесах, откуда мы ожидаем и Спасителя, Господа нашего, Иисуса Христа» [51] .

Великое Пробуждение стало первым общеамериканским движением, призванным объединить разрозненные колонии, в которых был чрезвычайно силен дух индивидуализма. Но Дух Божий, судя по всему, ничего не желал знать о границах между колониями, как не учитывал он при своем перемещении национальность или племенную принадлежность, увлекая за собой англичан, голландцев, немцев, наррагансетов, вампаноагов и так далее, и так далее. Приведенный в эпилоге рассказ о возрождении, начавшемся в резервации наррагансетов, соответствует действительности.

Внимание, которое в эпоху Пробуждения стало уделяться личной вере в Иисуса, придает всей атмосфере того времени подлинно евангелический характер. Кроме того, начавшееся возрождение имело далеко идущие последствия. Постепенно окрепло влияние обновляющегося духовенства. Значительны были позитивные социальные изменения, что, между прочим, отмечает в автобиографии Бенджамин Франклин. Великое Пробуждение привело к духовному объединению колоний, и Библия опять стала в Новой Англии самой важной книгой. Это возрождение христианской веры объясняет многочисленные упоминания Бога и Библии в документах, связанных с основанием США.

Что касается происхождения демократии, конгрегационалистская форма церковного управления, безусловно, послужила одним из первых ее прототипов, но колонисты еще не окончательно избавились от верховенства аристократии. Свидетельством тому является ежегодное раболепное выражение почтения к социальной элите при распределении мест в церкви. На того, кто занимал место, не положенное при его социальном статусе, налагалось взыскание. Фактически формирование демократии началось в маргинальных слоях общества, в частности, к моему удивлению, на пиратских судах. Именно это открытие заставило меня отправить Джареда в плавание не на борту торгового судна, где существовала жесткая субординация, а сделать из него пирата.