Я медленно попятилась.
Девочка не сводила глаз с чего-то позади меня.
Джаред подхватил меня под локоть:
– Это остаточный дух, энергетический выброс, сохранившийся после того, как человека не стало. Она не может причинить тебе вреда.
– Пожалуй, я все равно постараюсь держаться от нее подальше.
Даже если бы нам не удалось найти ни одного духа мщения, этот дом был полон призраков – отголосков ужасных событий, которые здесь произошли. Событий, которые я видела так же отчетливо, как разбитые окна.
Джаред открыл соседнюю дверь, и я подобралась, ожидая увидеть очередного заблудившегося между мирами ребенка. Кладовая была от пола до потолка забита поддонами с какими-то припасами, запаянными в пластик. Джаред наклонился и стер с плотной полиэтиленовой пленки слой пыли. Я прочитала надписи на этикетках, и меня затошнило. Это были собачьи консервы – сотни банок собачьих консервов, составленных штабелями до потолка. Их вполне хватило бы накормить полсотни собак. Или полсотни детей.
Джаред пнул поддон ногой:
– Папа часто говорил, что зло, которое мы творим друг с другом, ужаснее, чем все то, что могут нам причинить любые духи и демоны. – Он поднял с пола помятую банку и запустил ею в стену. Обои забрызгала бурая жижа. – До сегодняшнего дня я не верил ему.
Рация в заднем кармане у Джареда с потрескиванием ожила.
– Это Прист. Вы там как, живы?
– Все в порядке, – отозвался Джаред. – А вы как, нашли что-нибудь?
– Пока нет. Следующий сеанс связи через двадцать минут.
Джаред сунул рацию обратно в карман:
– Пойдем посмотрим, не найдется ли что-нибудь в подвале.
Я поспешила выйти из кухни. Гнетущая атмосфера липла к коже, точно грязь, покрывающая окна. Нужно было найти следующую часть Орудия и выметаться из этого дома.
Дверь в подвал пряталась под лестницей, запертая на два массивных засова в самом верху, там, докуда никак не могли дотянуться дети.
Я представила, каково это – оказаться запертым в подвале, и меня охватил нечеловеческий ужас. Джаред отпер дверь, и сердце у меня заколотилось. Рассохшиеся деревянные ступеньки тонули во мраке.
Джаред посветил фонариком себе под ноги, выхватывая из темноты щелястые доски.
– Не отставай.
– Не буду.
Я не испытывала ни малейшего желания заблудиться.
Внизу было так темно, что, несмотря на фонарик, в нескольких футах уже ничего не было видно. Я машинально схватила Джареда за руку, придя в ужас от мысли, что мы можем потеряться.
За нами начинался коридор, который больше походил на туннель.
– Думаю, он ведет в другую комнату.
Джаред посветил фонариком вдоль стен, и я содрогнулась. Всю нижнюю часть стен покрывали рисунки – корявые квадраты домиков с треугольными крышами и человечки, превращающиеся во что-то более зловещее. Зубастые и когтистые чудища, нависшие над плачущими детьми.
Коридор привел нас в огромный зал. Температура упала, и меня пробрал озноб. Я вцепилась в руку Джареда. Моя гордость вместе с отвагой остались наверху.
В противоположном конце под потолком помаргивала голая лампочка. В ее слабом неровном свете нам открылась вся чудовищная правда об этом заведении. Они в два ряда стояли в ногах железных кроватей, на которых не было никакого постельного белья, лишь тощие матрасы с ветхими брезентовыми ремнями.
Ребятишки – как минимум два десятка.
От четырех-пяти лет до девяти-десяти, хилые и истощенные, в одинаковых замызганных пижамах, все одинаково коротко подстрижены, поэтому отличить девочек от мальчиков было трудно. В их зрачках отражался свет, словно они все еще были среди живых.
Вот только с их лицами было что-то не так.
Мышцы застыли в неестественных выражениях и преувеличенно растянутых улыбках. Двигались одни лишь глаза, выдавая эмоции, которые не способны были выразить лица.
– Медленно разворачиваемся и уходим, – вполголоса произнес Джаред.
– Не получится. – Я кивнула на двух ребятишек, стоящих позади меня.
Они с любопытством разглядывали нас. Их лица тоже были искажены. Дети держались за руки. Тот, что был повыше, покровительственно обнимал того, что поменьше. Суровые серые глаза и наивные голубые смотрели на нас снизу вверх. Джаред потянул меня к себе.
Тот, что был повыше, поднял костлявую руку. На сгибе локтя белел катетер для капельницы. Он указал на другой конец комнаты, где выстроились остальные ребятишки.
– Что им нужно?
Джаред крепко прижал меня к себе.
– Здесь что-то произошло. Думаю, они хотят, чтобы мы стали свидетелями, тогда они смогут обрести покой.
Ребенок продолжал указывать.
– Думаешь, нам лучше подчиниться?
– Призраки детей непредсказуемы, но, похоже, выбора у нас все равно нет. Их тут слишком много. Если они разволнуются…
– Идем, – кивнула я.
Поворачиваться спиной к детям, которые на самом деле вовсе не дети, было жутко. Из головы у меня не выходила девочка в желтом платье, которую мы встретили в Лильберне и которая выглядела совершенно невинной, а в следующую секунду попыталась нас убить.
Мы подошли ближе в бледном свете моргающей лампочки. В изголовье каждой кровати возвышалась стойка для капельницы. Брезентовые ремни перетягивали полосатые матрасы, как будто продолжали удерживать детские тела.
К стенам были приклеены пожелтевшие газетные вырезки. Я пробежала глазами леденящие кровь заголовки. «Семеро детей умерли в детском доме в Западной Виргинии», «Брат и сестра признаны невиновными в убийстве родителей, которые многие годы издевались над ними», «Медсестра уволена за то, что дала больному смертельную дозу лекарства».
Это было невыносимо.
Я посмотрела в полные надежды глаза детей. Ребятишки как по команде вытянули руки. У каждого на внутреннем сгибе локтя белел приклеенный лейкопластырем катетер. Один из них протянул мне коричневую бутылочку. На желтой этикетке печатными буквами значилось «Стрихнин».
Джаред провел свободной рукой по лицу:
– Стрихнин вызывает мышечные судороги… – Он не договорил, его глаза расширились. – Их всех отравили.
Меня замутило.
– И этим негодяям все сошло с рук.
– Нет. – Джаред взглянул на меня, в его глазах плескался гнев. – Папа говорил, что тайное всегда становится явным. Мы расскажем кому-нибудь о том, что здесь произошло.
Ребенок постарше из той парочки, что стояла у меня за спиной, двинулся к остальным, сделав нам знак следовать за ним.
Мы подошли к последней кровати.
Стена, у которой она стояла, потрескалась, словно кто-то пытался вырваться наружу. Сквозь дыру размером с небольшую дверцу виднелась плетенка из дранки и каменная кладка. Тот, кто начал делать эту дыру, так и не сумел ее закончить.