Как тут жить, было совершенно не ясно. Почему не использовалось море – тоже. Могли бы хоть пару рыбацких поселков на берегу устроить.
Одним словом, Аля пока слишком мало знала. А действовать надо было. Хоть как-то.
Нужен бизнес-план. Может, и зря она не экономист? А то ведь может сидеть на золоте, но не подозревать, как его использовать.
Ладно. Разберемся.
Важно другое. Она может делать в своих владениях, что пожелает. Главное – не слишком зарываться. И никто ее не остановит. Потому что она – жена графа Иртон. То есть его продолжение. Собственные мысли бабам здесь не полагаются, так что ее воля – это его воля. И никто в этом не усомнится. Только надо знать меру.
А этому ее хорошо учили. Для медиков чувство меры – главное. Иначе угробишь пациента.
М-да. Надо будет дома взять лист бумаги, выписать все, что она знает, подвести итоги и составить программу на ближайшее время. Обязательно.
С этими мыслями она и подъехала к деревне.
Деревню можно было описать одним словом. Ни-ще-та.
Грязная «улица» посередине. Дети, тощие, каждый с любопытным и в то же время опасливым взглядом, какой бывает у бездомных собак: «Пнут или не пнут, и чего мне ожидать от этого человека?» Все в серых рубахах до колен. У кого-то длиннее, у кого-то короче. Грязные лохмы сострижены коротко, «под горшок».
Такие же грязные собаки. Тощие, аж ребра видно. Господи, жить возле леса и вот так…
А дома? Это же просто хижины!
Аля закипала. Медленно, но уверенно, она осознавала, что так жить нельзя. Эти люди давно уже и не живут. Они кое-как выживают. И это… это ведь и из-за нее. То есть из-за бывшей графини. Но спрос с настоящей будет.
Аля вернулась обратно в карету. И так сверкнула глазами на Марту, что бедная служанка поперхнулась и замолчала на полуслове.
– С кем тут можно поговорить? Староста? Кто главный в деревне?
– Так все в поле, – пожала плечами Марта. – Теперь до вечера и не явятся. А поговорить… Если только со старой Матти.
– Старой Матти?
– Я же говорила, у нее муж был предыдущим управляющим. А потом Ирк умер, и господин прислал сюда Этора. Разве вы не помните? Ваш муж говорил…
– Все я помню, – выкрутилась Аля. – Я просто тогда о другом думала… Вот. Едем!
Интересно, сколько лет этой женщине, если она – старая Матти?
Марта высунулась из окна кареты и крикнула поворачивать налево.
А Аля задумалась, как прийти здесь в гости? Вот просто так вломиться и заявить: «Здрасте, я ваша тетя, вот вам гостинчик – обезьяна, а вообще мне нужна ваша помощь?»
Вряд ли здесь это оценят.
Но если другого выхода не останется, Аля так и сделает.
Помог случай. Где-то рядом раздался детский крик. И Аля повернулась туда.
– Стой! – рявкнула Марта кучеру. Аля открыла дверцу кареты и кое-как поползла наружу.
Ох, тяжко жить на свете этом всем, кто больше ста кило…
Дети бегали по улице. Дети же. Толкаться, пихаться и прочее – для них норма. А вот карета – это что-то новенькое.
Один из детей взобрался на забор, чтобы разглядеть карету получше. И благополучно упал оттуда. Все бы обошлось, но…
Откуда, откуда там взялась эта деревяшка? Кто-то принес ее как дубинку? Сломал что-то? Выронил из поленницы? Или просто… Аля помнила, как в одной из деревень складывали поленницу не во дворе, а перед забором.
Неожиданно острый кусок дерева полоснул ребенка по ноге, оставив глубокую рваную рану. А кричал его товарищ, видя, как из раны потекла алая кровь. И все это происходило буквально в десятке метров от Али.
И тут начали действовать рефлексы. Забыто было все. Новое тело. Обстоятельства переноса. Окружающий мир. На колени перед ребенком опустилась не графиня Лилиан Иртон. Не безмозглая попаданка.
На грязной земле стояла одна из лучших учениц Рязанского мединститута. Алевтина Владимировна Скороленок. И плевать на новое тело, на Средневековье… Есть человек, которому она должна помочь. Это главное.
И голос ее был мягким и успокаивающим.
– Ну чего вы переполошились, цыплята? Все будет хорошо. Вы же согласны, что настоящий мужчина должен уметь терпеть такую небольшую боль? И шрамы мужчину только украшают. Правда?
Она говорила какую-то чушь, и осторожно отводила руки ребенка от раны.
По первым прикидкам, ничего особо трагичного. Перелома нет. Артерия не задета. Просто распорота кожа, и слегка повреждена мышца. Но надо наложить швы и продезинфицировать. Обязательно.
– Госпожа?
Рядом стояла верная Марта. Кучер переминался с ноги на ногу.
Аля сверкнула глазами.
– Ты… как тебя там? Жак?
– Жан.
– Плевать. Бери ребенка на руки и неси… Куда бы…
– Ко мне в дом, – подсказал неожиданно красивый и глубокий голос.
Аля машинально обернулась.
– Вы кто?
– Эмма Матти, ваше сиятельство.
Аля кивнула.
– Жан, бери ребенка и неси в дом к Эмме. Живо. Эмма, мне нужны самая тонкая иголка, шелковая нитка… можно выдрать из моей одежды штук пять, крепкое вино, горячая вода, чистые тряпки. Обеспечите?
Эмма только кивнула.
Аля работала.
Красиво, уверенно и спокойно. Ребенок после бокала крепкого вина был в полубессознательном состоянии. И девушка промыла рану, зашила ее, вывела дренаж и наложила повязку. Все быстро, ловко, аккуратно.
Учителя могли бы ею гордиться. Не прошло и часа, как все было сделано. Ребенок спал на лавке в углу, укрытый теплым одеялом. Эмма обещала приглядеть за ним до возвращения родителей. А Аля в свою очередь пообещала приезжать каждый день и осматривать его. Она бы вообще забрала маленького пациента в замок, но… куда? Что? Как? И положено ли так делать графине? И так уже Марта ахала, поражаясь ее действиям.
И Эмма тоже…
При ближайшем рассмотрении Эмма Матти оказалась милой женщиной лет пятидесяти – пятидесяти пяти с яркими и умными карими глазами. В ее темных волосах кое-где мелькали ниточки седины, но осанка была по-молодому прямой и ровной. По ее платью было видно, что она знавала и лучшие времена. Но даже сейчас ее одежда была… ну не безупречной, но довольно-таки чистой. Просто серого цвета. Аля несколько минут просто смотрела на нее, размышляя, как бы начать, а потом махнула рукой.
– Я к вам и ехала, милая Эмма.
Вдова Матти была явно ошарашена таким заявлением. Но Аля улыбнулась еще дружелюбнее:
– Я понимаю, мое появление для вас неожиданно. Но я вам сейчас все объясню. Посидим в карете, на воздухе – или у вас дома? Вы не волнуйтесь и ничего худого не думайте. Я приехала сюда к вам, потому что слышала о вас много хорошего.