– Но я ничего не применял, – возразил Луи Сезар. – У меня их даже нет!
Раф не обратил на него внимания.
– Выпей, mia stella, тебе станет лучше.
С этими словами он сел рядом со мной в большое кресло; я маленькими глотками пила виски из хрустального стакана, и постепенно мое дыхание успокоилось. Виски был очень крепок и даже обжег горло, но мне все-таки полегчало. Мне полегчало бы от всего, что было способно стереть из памяти жуткие воспоминания. Через некоторое время я заметила, во что превратила роскошный свитер Рафа, – в мятую тряпку. Я немедленно выпустила его из рук, а Раф улыбнулся.
– Ничего, Кэсси, у меня много свитеров. Все прошло, я с тобой. Думай об этом, а не о том, что ты видела.
Хороший совет, но как его исполнить? Как только мой взгляд падал на Луи Сезара, страшные картины возвращались. Зачем Сенату понадобилось, чтобы я это увидела? Что сделал со мной Луи Сезар, почему так изменились мои видения?
– Я хочу принять ванну, – внезапно заявила я. Это был всего лишь предлог, чтобы не видеть Луи Сезара, хотя, конечно, и вымыться не мешало. Мирча взял меня за руку и вывел в коридор.
– Вон та дверь в ванную, – сказал он. – Там должен быть и халат. Пока ты будешь мыться, я прикажу принести еду, а потом мы побеседуем. Если тебе что-нибудь понадобится, проси, не стесняйся.
Я кивнула, отдала ему пустой стакан и открыла дверь, ведущую в прохладный, выложенный голубой плиткой оазис.
Ванна оказалась огромной, как бассейн; сбросив свои грязные тряпки, я с наслаждением окунулась в воду. Открыв кран с горячей водой, я легла, вытянулась во весь рост и положила голову на край ванны; я так устала, что несколько минут собиралась с силами, чтобы взять мыло, в душе сожалея о том, что некому потереть мне спину. К счастью, страшные воспоминания отступили, и я успокоилась. Я полностью выдохлась физически, что начало сказываться и на состоянии моего разума.
Наконец, собравшись с силами, я приступила к процессу смывания засохшей крови с тела и головы.
Я твердила себе, что все, что я видела, не имеет никакого отношения к реальному миру, что несчастная женщина страдала и погибла за много веков до того, как я появилась на свет. Пусть ее кончина была ужасной – я все равно ничем не могла ей помочь. Я пыталась уверить себя, что это видение было своего рода психической икотой, которая возникает у меня всякий раз, когда я прикасаюсь к событиям, произошедшим очень давно и при трагических обстоятельствах, и вместе с тем сама не верила в то, что говорила себе.
Меня с детства учили осторожно относиться к негативным психическим вибрациям. Альфонс коллекционировал старинное оружие, и однажды в детстве я случайно задела автоматический пистолет, который он чистил. Мгновенно в моем мозгу возникла страшная картина расстрела мечущейся толпы; после этого мне в течение нескольких недель снились кошмары. Надо сказать, что обычно я заранее чувствую, какой предмет для меня опасен, а какой нет, словно он сам посылает мне предупреждение. Однако есть такие люди – вроде Луи Сезара, – которые обладают способностью передавать мне свое видение событий, тем самым заставляя в нем участвовать. Зная об этом, я никогда не здороваюсь за руку с незнакомцами, чтобы ненароком не узнать, что кто-то заигрывает с чьей-то женой или собирается совершить самоубийство. И я никогда, ни разу в жизни не прикасалась к Тони, даже мимоходом. Теперь в этом списке был и Луи Сезар.
Хорошенько вымывшись, я спустила грязную воду и вновь наполнила ванну. Мне хотелось быть абсолютно чистой, а на это требовалось время. На этот раз я добавила в воду пену для ванны – пусть ее будет как можно больше, пусть встает горой, переваливается через край и падает на пол. Мне хотелось одного – пролежать в ванне как можно дольше, до самого утра, чтобы никогда не узнать, что задумал сделать со мной Сенат. Да, он меня защищал, но что он потребует взамен? С другой стороны, где бы я сейчас была, если бы не Сенат? В руках Тони со всеми вытекающими отсюда последствиями. Так что заплатить Сенату мне все-таки придется, и сполна.
Но тут возникает одна проблема: дело в том, что я поклялась никогда не применять свой дар во вред кому бы то ни было – кроме Тони и членов его банды. Не знаю, сколько людей пострадало или даже погибло по моей вине, когда я работала на этого подонка, думаю, что немало. Правда, тогда я не знала, как он использует мой дар, но это не может служить оправданием. Людям, изготовившим ядерное оружие, не позволяют решать, где и когда его применять, но разве им от этого легче? Как давно я не сплю по ночам! И если Сенат попытается заставить меня действовать во вред людям, что ж, значит, пришло время узнать, чего стоят мои принципы.
Левая кисть у меня, видимо, была вывихнута, но не сломана, а ссадина на щеке оказалась вовсе не такой глубокой, как я думала; синяк на заднице можно было не считать, хотя он и был величиной с мою ладонь и из синего стал багровым. Замечательно. Как раз в тон отметинам, оставленным пальцами вампира на моей шее.
Я как раз заканчивала осматривать свои раны, когда в окне внезапно возник Билли-Джо. Сначала я хотела его прогнать – к чему мне зрители? Но если подумать, он – мой единственный шанс на спасение, и будет лучше, если его никто не увидит.
Увидев выражение моего лица, он усмехнулся.
– Не бойся. Кто-то наложил на эти комнаты заклятие – теперь отсюда ничего не слышно. Не знаю, что они там задумали, только явно не хотят, чтобы их подслушали.
– В таком случае ответь мне на один вопрос: где ты шлялся?
Увидев его беспечный вид, я разозлилась: болтается черт знает где, пока я в одиночку вынуждена спасать свою жизнь.
Билли-Джо, пьяница, курильщик и картежник, был моим единственным другом, хотя умер много лет назад. Мой вопрос его смутил: грубый верзила потупил взгляд и стоял, теребя завязки галстука. Что-то с ним было не так – я поняла это уже по тому, что он ни слова не сказал по поводу отсутствия на мне одежды.
– Я встретил Порцию, она и рассказала, что с тобой случилось. Я полетел в клуб, но тебя там уже не было. – Сдвинув на затылок ковбойскую шляпу, он заговорил, сделавшись чуть менее прозрачным: – Ты это все сама сделала? Кладовка разнесена в щепки, и полиции понаехало – тьма.
– Ага, я люблю уложить на месте пяток вампиров и бросить их трупы, чтобы полиции было чем заняться.
В нашем параллельном мире существует правило: оставил после себя беспорядок – убери. В некоторых случаях оставить тела убитых – значит свести с ума патологоанатомов, которым жуткий вид трупов может показаться страшнее самого убийства. Обычные люди не привыкли к таким вещам, отсюда и разные слухи и россказни, но чем больше становится на земле людей, тем изощреннее должна быть наша тактика. Сенат никогда особенно не волновало, что люди могут увидеть, как препарируют вампиров в наших лабораториях, хотя один их ученый и пытался проникнуть в тайну бессмертия; не волновало Сенат и то, что некоторые правительства пытаются возродить нечто вроде святой инквизиции.