– Что вам нужно? – еле слышно прошептала я, однако эффект был такой, словно я сунула палку в осиное гнездо.
На меня обрушилось столько жалоб, что я не видела ничего, кроме мелькания разноцветных пятен и обрывков каких-то картин; в ушах раздавался рев, словно в темницу ворвался ураган.
– Хватит! Прекратите! Я вас не понимаю!
Я попятилась и хотела прижаться к стене, но обнаружила, что не имею тела, во всяком случае, его физической оболочки. Несколько придя в себя, я увидела, что нахожусь в знакомой мне камере пыток. Я осторожно шагнула вперед. Я чувствовала себя вполне материальной – нога уверенно ощущали каменный пол, руки были хорошо видны. Слава богу, это были мои руки, а не Томаса; по крайней мере, мой дух выбрал правильную оболочку. Я пощупала руку – твердая.
Кроме того, я дышала. И все же узники меня не видели.
Женщина, которую я освободила в казино, вновь висела на дыбе. Вид у нее был не слишком, но по дрожанию ресниц и еле заметному дыханию я поняла, что она жива. Услышав за спиной какой-то шум, я обернулась и увидела толпу призраков, тысячи две; все они стояли и молча смотрели на меня. Такое я уже встречала, когда в одном помещении собралась целая военная бригада Порции, поэтому не слишком удивилась. Я видела призраков ясно и четко, не чувствуя при этом ни малейшего испуга; наверное, я к ним уже привыкла.
– Я не знаю, что мне делать, – сказала я, но призраки хранили молчание.
Обернувшись к женщине, я с удивлением увидела, что она смотрит прямо на меня. Затем она попыталась что-то сказать, но с ее запекшихся губ сорвался лишь хриплый шепот. Кто-то подал мне кружку с водой, скользкую, покрытую зеленой плесенью.
– Что это? – с отвращением спросила я.
– Ничего не поделаешь, другой здесь нет.
Мне понадобилось целых пять секунд, прежде чем я узнала голос.
Медленно подняв голову, я размахнулась и изо всех сил швырнула кружку о стену.
– Черт! Томас! – Мое сердце бешено застучало где-то в горле. – Что ты здесь делаешь?
Он держал ведро с тухлой водой и выглядел при этом вполне реальным, но это ничего не значило. Я тоже казалась реальной, а между тем только что прошла сквозь стену.
– Не знаю.
Я поверила, потому что и сама ничего не понимала. Надо же, даже вампиру не по себе. Рука, державшая ведро, дрожала, и вместе с ней дрожала вода; дрожал и его голос.
– Я помню, как ты вошла в мое тело и начала его контролировать, а я не мог ни говорить, ни двигаться. А потом мы оказались здесь. – Он удивленно огляделся. – Что это за место?
– Сама не знаю.
– Ты здесь раньше бывала? – Внезапно Томас оживился. – Это Франсуаза? – Заметив мое удивление, он пояснил: – Рафаэль рассказал мне о твоем видении. Это та самая женщина?
– Кажется, да, – ответила я, все еще глядя на ведро в его руке, мне почему-то казалось, что его здесь быть не должно. Если Томас каким-то образом проник в мое видение, то мы оба должны играть по обычным правилам, потому что находимся не в темнице, а в образе темницы, существовавшей много лет назад. Мы были словно зрители, которые смотрят на экран и видят там каменное подземелье. И тем не менее Томас стоял рядом со мной, держа в руке деревянное ведро, наполненное водой. – Где ты это взял?
Он смутился.
– Стояло в углу.
И махнул рукой в угол, засыпанный соломой; по исходившему оттуда запаху было ясно, что там находилось отхожее место. Конечно, тюремный запах напоминал что-то среднее между открытым канализационным люком и мясной лавкой, где продают несвежее мясо и где по углам гниют мясные обрезки. Все-таки обидно – не иметь тела, но вдыхать жуткие миазмы. Раньше в моих видениях никогда не было запахов и ощущений; вот было хорошо!
– Эту воду нельзя пить.
Черт бы взял эту метафизику; ладно, этот вопрос обдумаем после. Если Томас может держать ведро, значит, мы способны на какие-то действия, во всяком случае, в некоторой степени. И если это так, то в наших силах изменить ход событий, которые пошли – или собирались пойти – не так, как нужно. Моим первым желанием было скорее вывести женщину из подземелья, но вместе с тем я понимала, что она не протянет долго, если я не дам ей воды; она же бросала жадные взгляды на ведро с тухлой водой. Интересно, как долго ей не давали пить?
Томас понюхал воду, окунул в нее палец и лизнул, потом с гримасой отвращения сплюнул на пол.
– Ты права. Ужасно соленая. Наверное, еще один способ пытки. – Он швырнул ведро в угол, и мерзкая жидкость растеклась по вонючей соломе. – Попробую поискать что-нибудь приемлемое.
– Нет! Оставайся здесь.
– Зачем? Разве я не дух? Что со мной случится?
Я оглянулась на скопление призраков, молча наблюдавших за нами. Стоит говорить о них Томасу? Лично я привидений не боюсь. Есть, конечно, редкие экземпляры вроде Билли, которые забирают у человека часть энергии, но я всегда умела с такими справляться. Кроме того, многие из них находят, что контакт с человеком отнимает больше энергии, чем сам процесс, поэтому они предпочитают вообще не связываться с людьми – во всяком случае, пока их не разозлили. Но теперь все изменилось. У меня не было тела, а значит, и не было защиты. Я стала духом-чужаком, забредшим на чужую территорию, и если привидения разозлятся, то мне не поздоровится. Билли говорил, что иногда призраки даже пожирают друг друга, чтобы получить энергию, тем более что это гораздо легче, чем забирать ее у людей. Он сам подвергался нападению несколько раз, и однажды ему пришлось так плохо, что мне пришлось срочно передавать ему свою энергию, чтобы он не растворился в вечности. Итак, я стояла перед огромной толпой голодных призраков, готовых броситься на меня в любую минуту. Правда, до сих пор они оставались спокойными, но мне вовсе не хотелось испытывать судьбу.
– Лучше тебе этого не знать.
Томас промолчал, но нахмурился, когда его взгляд упал на женщину. Видимо, он искренне желал ей помочь, что несколько смягчило мою злость. Интересно, подумала я, Томас рискует так же, как я? Билли-Джо находился в нашем времени, охраняя мое тело, а вот душа Томаса улетела далеко, и, значит, в настоящий момент он мертв. Конечно, он умирает каждый день – когда восходит солнце, но на этот раз все иначе. Надеюсь, когда мы вернемся, нас не будет поджидать его хладный труп.
– Давай ее освободим, – чтобы отвлечься, предложила я.
Мы начали снимать женщину с дыбы, но это оказалось труднее, чем мы думали. Хотя я и старалась действовать как можно осторожнее, я все же причинила ей боль. Веревки так въелись в тело, что кровь приклеила их, словно клей; когда я дернула, чтобы оторвать их от кожи, хлынула сукровица.
Я оглядела темницу – нет ли поблизости воды, но вдоль стен сидели только закованные в цепи узники. Один из них висел на каменном выступе в девяти футах над землей. Его руки были заведены назад и выкручены под самым невероятным углом, к ногам были привязаны камни. Он не шевелился, а просто висел, как тряпичная кукла. Еще один лежал на грязной соломе и тихо стонал. Я попыталась догадаться, что с ним сделали; скорее всего, обварили кипятком. Его кожа имела кроваво-красный цвет и сходила пластами. Не лучше выглядели и остальные. Увидев располосованные спины, культи вместо рук и ног, вырванные куски мяса, я отвернулась, чтобы меня не стошнило.