– Мы в расчете, Мирча, – сказала я.
Он сел. Видимо, он совсем забылся, поскольку его набухшая плоть сразу напомнила о себе. Мирча поморщился, но продолжал смотреть на меня горящими глазами, в которых метались янтарные, коричные и багровые отблески. Его потемневшие глаза были так прекрасны, что мне захотелось подбежать к нему и броситься в его объятия. Я ухватилась за подоконник и почувствовала, как обожгла меня магическая защита. И все же она была холодной по сравнению с моей кожей, пылавшей, как в огне.
Мирча провел рукой по лицу; его рука дрожала Затем взглянул на меня.
– Кэсси, пожалуйста, не делай этого. Я тебе все объяснил, ты знаешь, что стоит на кону. Я хотел, чтобы тебе было хорошо и чтобы потом ты меня не ненавидела. Мы обязаны это сделать. Ты же не тот глупый маг, который ничего о нас не знает. Пожалуйста, не усложняй дело. Тебе понравится.
– А если я скажу «нет»? – Внезапно наступила тишина. В комнате плавали волны энергии, как плавают над пустыней потоки горячего воздуха. – Ты возьмешь меня силой?
Мирча сглотнул и целую минуту неотрывно смотрел на коврик. Когда же он вскинул на меня глаза они вновь приобрели свой обычный темно-карий цвет.
– Давай говорить начистоту. Я мог бы затуманить твое сознание и заставить тебя делать то, что нужно мне. Но если бы я так поступил, то навсегда утратил бы твое доверие. Я слишком хорошо тебя знаю; я знаю, как ты относишься к предательству. Ты не можешь простить лишь измены, а я не хочу становиться твоим врагом.
– Значит, я могу идти? – спросила я, заранее зная ответ.
– Ты сама все понимаешь, – со вздохом сказал Мирча; внезапно его лицо как-то осунулось. – Если этого не сделаю я, консул назначит кого-нибудь другого. Я знаю, что одно время тебя тянуло к Томасу, но я также знаю, как он тебя обидел. Он предал тебя, хотя и действовал по приказу, которого не смел ослушаться, и я не думаю, что ты его простила.
Я прижала руки к груди.
– Да.
Было время, когда я верила Томасу, желала его и, может быть, была в него влюблена. Но то был мужчина моих грез, а не реальный человек. Теперь он казался мне чужаком. Я не хотела к нему прикасаться. Кроме того, он посмел воздействовать на мой разум. Пусть по приказу Сената, но ведь если тот прикажет ему вновь, Томас послушается.
– А может быть, тебе нравится Луи Сезар? Он красив. Хочешь его?
Мирча говорил каким-то странным голосом, и я подумала, что, наверное, отдать меня Луи Сезару было для него еще горше, чем Томасу. Наверное, потому, что француз был таким же полноправным членом Сената, как и он, Мирча. Неужели он действительно думает, что я очертя голову прицеплюсь к первому, с кем пересплю, и, забыв обо всем, полечу за ним в Европу? Если так, то Мирча меня совсем не знает.
– Нет.
Зачем мне человек, одно прикосновение к которому вызывает у меня кошмарные галлюцинации?
– Ну а Рафаэль? Конечно, он относится к тебе как к дочери, но если ты пожелаешь, он все сделает.
Я покачала головой. Кто угодно, только не Рафаэль. Ну как можно заниматься любовью с человеком, который смотрит на это как на работу?
– Так я и думал, – сказал Мирча. – В общем, положение таково: если ты отвергнешь нас, консул назначит одного из своих слуг, и я не уверен, что он тебе понравится. Выбора у тебя нет. Ты слишком для нас важна. Власть не должна перейти к кому-то другому только потому, что у меня не было времени как следует за тобой поухаживать. Я вскинула бровь.
– А что ты за это получишь, Мирча? Безопасность? Или почести? Неужели и ты просто меня используешь?
Мирча протяжно вздохнул.
– Пифия никому не подчиняется, Кэсси. Если власть перейдет к тебе, я не смогу тебя контролировать. Я всегда это знал.
– Тогда зачем ты меня охранял все эти годы? И зачем охраняешь сейчас?
Мирча прав: я ничего не смыслю в политике вампиров. Мирча защищал и оберегал меня, но явно не только для того, чтобы держать при себе ясновидящую. Особенно если учесть, что, став Пифией, я выйду из-под его контроля. Он явно чего-то недоговаривает.
– Ты знаешь, что значит потерять семью, dulceată, – устало ответил Мирча; в его глазах читалась боль. – У меня остался один Раду, а он… сама знаешь.
– Да.
– Я никогда тебе этого не говорил, потому что ты была слишком мала, но дело в том, что он по-прежнему страдает. Каждую ночь, проснувшись, он переживает случившееся вновь и вновь. Они сломали его, dulceată, сломали его разум, тело и душу. Даже сейчас, когда его палачи давно умерли, он кричит, словно чувствует на себе удары хлыста и раскаленного железа. Каждую ночь его пытают вновь и вновь, и так без конца. – В глазах Мирчи стояла такая печаль, что я поняла: страдает не только Раду. – Много раз я хотел его убить, чтобы прекратить мучения, но у меня не хватает духа. Раду – это все, что у меня есть. Я уже перестал надеяться, что когда-нибудь он очнется от своих кошмаров.
– Прости меня, Мирча, – сказала я, подавив в себе желание подойти к нему и погладить его густые кудри. Нельзя, слишком рано. Опыт научил меня, что сначала следует выслушать историю до конца и уж потом выражать сочувствие.
– Ты побывала в Каркассоне.
Я на секунду замешкалась.
– А ты освободил Раду из Бастилии?
– Да, в тысяча семьсот шестьдесят девятом году. Но за сто лет до этого он находился в Каркассоне, где его пытали. – Слово «Каркассон» он произносил с невыразимым отвращением. – Ты знаешь, как именуется один из титулов Пифии? – (Я покачала головой.) – Ее называют Страж Времени. Ты мой единственный шанс, Кэсси. Если Пифия умрет, а ты еще не станешь тем сосудом, что примет в себя ее силу, я потеряю единственное окно во времени, какое у меня есть.
Ситуация прояснялась.
– Консул обещала, что предоставит тебе шанс помочь Раду. Вот чем тебя наградят за твою маленькую услугу.
Он склонил голову.
– Она разрешила мне войти в третью группу. Я пойду с тобой. Пока вы с Томасом будете спасать Луи Сезара, я попытаюсь освободить брата.
Глаза Мирчи были серьезны, но я знала: даже если он не станет принуждать меня сам, он будет стоять в стороне и смотреть, как это делает другой. Конечно, ему будет очень неприятно, но ради брата он пойдет на все. Как мне хотелось его ненавидеть! Но я не могла. Интересно, а что чувствовала бы я, если бы годами вынуждена была смотреть, как страдает мой безумный брат, и знать, что ничем не могу ему помочь? Но даже не это было главным; дело в другом – Мирча не лгал. Он прав: я прощу все, что угодно, только не ложь.
– Откуда ты знаешь, что мы туда отправимся? – Если сейчас он скажет правду, я должна буду ответить услугой за услугу. – Я больше не испытываю страха перед Луи Сезаром, как прежде. А когда он взял меня на руки, чтобы вынести из казино, у меня не было видений. Насколько я понимаю, энергия уже передана, иначе я бы вновь где-нибудь оказалась.