— А еще больше взрослого, больше, чем во многих ее подругах, — ответила Марилла с былой резкостью.

Но теперь резкость уже не являлась отличительной чертой Мариллы. Вечером миссис Линд сказала мужу:

— Знаешь, у Мариллы Кутберт смягчился характер.

На следующий день, к вечеру, Энн пошла на кладбище и положила свежие цветы на могилу Мэтью, а также полила розовый куст. Она долго сидела возле могилы, наслаждаясь кладбищенской тишиной и покоем. Когда она наконец встала и пошла вниз по холму по направлению к Лучезарному озеру, солнце уже село, и вся деревня лежала перед ней, объятая вечерним полумраком. Кое-где в окнах светились огоньки, а дальше простиралось затянутое лиловой дымкой море, ни на минуту не прекращающее свой неумолчный гул. Западная часть неба была расцвечена мягкими полутонами розового, зеленого и синего цветов, а пруд отражал эти краски, смягчая их еще больше. Энн завороженно смотрела перед собой.

— Как я рада, что живу в этом прекрасном мире! — тихонько проговорила она.

На полпути к Грингейблу она увидела высокого юношу, который, насвистывая, вышел из ворот соседской фермы. Это был Джильберт. Узнав Энн, он на полуноте оборвал свой свист. Вежливо приподняв шапку, он хотел было пройти мимо, но Энн остановилась и протянула ему руку.

— Джильберт, — сказала она, вся вспыхнув, — я хочу поблагодарить тебя за то, что ты для меня сделал. Я очень ценю твой благородный поступок.

Джильберт с готовностью взял предложенную руку.

— О чем там говорить, Энн, никакого особенного благородства тут не было. Я рад возможности оказать тебе эту небольшую услугу. Ну теперь-то мы сможем быть друзьями? Ты наконец меня простила?

Энн засмеялась и попыталась отнять руку.

— Я простила тебя еще тогда, на пруду, хотя и не сразу это поняла. Какая же я была упрямая и глупая! Признаюсь — все эти годы я жалела, что не помирилась тогда с тобой.

— Ну, а теперь мы будем друзьями! — ликующе воскликнул Джильберт. — Мы созданы для того, чтобы дружить, Энн. Хватит уж ссориться. Ты, кажется, собираешься проходить дома университетский курс, да? Я тоже. Пошли, я провожу тебя до ворот.

Когда Энн вошла в кухню, Марилла бросила на нее испытующий взгляд:

— Кто это тебя провожал, Энн?

— Джильберт Блайт, — ответила Энн, с досадой чувствуя, что краснеет. — Я встретила его у пруда.

— Вот уж не знала, что вы с Джильбертом такие друзья. Ты добрых полчаса болтала с ним у ворот, — иронично, но по-доброму улыбнулась Марилла.

— До этого дня мы были врагами. Но сегодня решили помириться. Неужели мы простояли там полчаса? Мне показалось, что прошло всего несколько минут. Но, Марилла, нам же надо наверстать все то, что мы упустили за эти годы.

А вечером Энн опять долго сидела у окна, и на сердце у нее было тихо и радостно.

За те месяцы, что прошли со времени ее возвращения из Куинс-колледжа, горизонты Энн значительно сузились. Но если даже ей теперь предстояло идти по более узкой дорожке, она знала, что вдоль нее будут распускаться цветы тихого счастья. Она верила, что рано или поздно дойдет до своего поворота!

— Нет, в Божьем мире все в порядке, — прошептала Энн.

Энн в Эвонли

Она идет, и ей под ноги

Цветы природа расстилает.

И нашей жизни контур строгий

Вдруг нежность линий обретает.

Джон Уиттиер

Глава первая СЕРДИТЫЙ СОСЕД

Энн Ширли пристроилась на широкой ступеньке из желтого песчаника у задней двери своего дома в Грингейбле, собираясь перевести страницу из Вергилия. Но августовский день с легкой дымкой над созревшими полями пшеницы, с проказливо перешептывающимися в листьях тополей ветерками и с пламенеющими в углу вишневого сада маками мало подходил для занятий мертвым языком. Вергилий скоро сполз с колен девушки на землю, а сама она, подперев подбородок руками и устремив взор на кучевые облака, которые громоздились над домом их соседа мистера Гаррисона, унеслась мечтами в прекрасный мир, где молодая учительница с серыми глазами и каштановыми волосами вдохновляла юные сердца на благородные устремления и просвещала умы будущих государственных деятелей.

Вообще-то, если посмотреть трезво — но именно этого Энн и не любила делать, пока ее не вынуждала жизнь, — надежд на то, что из маленькой деревушки Эвонли выйдут государственные мужи, было довольно мало; но все может случиться, если учительница правильно возьмется за дело. Энн была склонна предаваться мечтам о том, чего способна добиться школьная учительница, если будет наставлять своих питомцев доброму и вечному. Вот и сейчас, сидя на ступеньке, она улетела мыслями на сорок лет вперед, и знаменитый человек — Энн не стала задумываться, чем он знаменит, возможно, это будет ректор университета или премьер-министр Канады — склонился над ее морщинистой рукой, заверяя ее, что он обязан своим жизненным успехом тем заветам, которые она много лет назад внушила ему на уроках в школе в маленькой деревушке Эвонли… Но вдруг в мир мечтаний вторглась суровая действительность.

Во двор вприпрыжку вбежала бурая корова, а вслед за ней появился мистер Гаррисон — хотя, пожалуй, слово «появился» не дает должного представления о его внезапном и шумном вторжении во двор Грингейбла.

Пренебрегая калиткой, он перескочил через изгородь и, пылая гневом, предстал перед Энн, которая, поднявшись на ноги, глядела на него с изумлением. Она еще не была знакома с мистером Гаррисоном, который совсем недавно приобрел соседнюю ферму, хотя и видела его раза два издали.

В апреле, еще до того как Энн вернулась домой, закончив Куинс-колледж, сосед мистер Роберт Бэлл продал свою ферму и переехал в Шарлоттаун. Купил же ферму некто Д. А. Гаррисон, о котором в Эвонли никто ничего не знал, кроме того, что раньше он жил в Нью-Брансуике. Но в первый же месяц он заработал себе репутацию человека с завихрениями. Так, по крайней мере, выразилась миссис Линд. Нельзя отрицать, что у нее были основания для подобного мнения: мистер Гаррисон вел себя совсем не так, как принято в Эвонли, — а разве это не главный признак человека с завихрениями?

Во-первых, он жил один и публично заявил, что терпеть не может, чтобы у него под ногами путались женщины. Женщины Эвонли в отместку стали рассказывать жуткие истории о том, как его дом зарос грязью и что творится у него на кухне. Мистер Гаррисон нанял себе в помощники Джона Картера, мальчика, который жил в Белых Песках, и именно от Джона и исходили все эти леденящие кровь слухи. Мистер Гаррисон, оказывается, никогда по-настоящему не завтракал, не обедал и не ужинал — просто перехватывал что-нибудь на ходу, когда ощущал голод. Если Джон оказывался поблизости, то ему тоже что-то перепадало, а если нет, приходилось ждать, пока мистер Гаррисон не проголодается снова. Джон утверждал, что давно умер бы с голоду, если бы не еженедельные поездки домой по воскресеньям, где он как следует набивал себе брюхо, и если бы его мать не давала ему с собой на неделю полную корзинку еды.