— Молодой Месяц погибнет, — плакала бедная тетя Лора. — Он будет выглядеть ужасно… вся его красота пропадет… и мы будем открыты северному ветру и морским штормам… а прежде нам всегда было здесь так тепло и уютно. И сад Джимми тоже погибнет.
— Вот что вышло из того, что мы взяли сюда Эмили, — сказала тетя Элизабет.
Это заявление было жестоким, даже принимая в расчет все обстоятельства дела, — жестоким и несправедливым, поскольку ее собственный острый язык и характерная для Марри язвительность сыграли не меньшую роль в произошедшем, чем присутствие Эмили в Молодом Месяце. Но она сказала то, что сказала, и эти ее слова пронзили самую душу Эмили, оставив в ней шрам на много лет. А бедняжке и без того было тяжело. Она так горевала, что не могла ни есть, ни спать. Как ни была сердита и несчастна Элизабет Марри, она все же крепко спала по ночам, но рядом с ней в темноте, боясь двинуться или повернуться, лежало тоненькое, маленькое существо, чьи слезы, безмолвно, украдкой бегущие по щекам, не могли принести облегчения разрывающемуся от горя сердцу. Эмили действительно считала, что ее сердце разрывается от горя; она не могла продолжать жить в таких мучениях. Никто не смог бы.
Эмили прожила в Молодом Месяце достаточно времени, чтобы полюбить его всем сердцем. Возможно, эта любовь даже была врожденной. Во всяком случае, приехав туда, где провела детство ее мать, она легко и естественно приспособилась к новой обстановке. Она любила Молодой Месяц так, как если бы в нем прошла вся ее короткая жизнь… любила каждую палочку и камешек, каждое дерево и травинку вокруг него… каждый сучок в истертом кухонном полу, каждую подушку зеленого мха на крыше молочни, каждый куст розовых и белых водосборов в старом саду, каждую его «традицию». Сама мысль о том, что он в значительной мере лишится своей красоты, была мучительна для Эмили. И сад кузена Джимми погибнет! Эмили любила этот сад почти так же глубоко, как сам кузен Джимми. Кузен Джимми больше всего гордился тем, что выращивал у себя те цветы и кустарники, которые не могли пережить зиму ни в одном другом уголке острова Принца Эдуарда, а если роща, закрывающая сад с севера, исчезнет, все эти растения погибнут. И подумать только, что этот прекрасный лесок будет вырублен… и Сегодняшняя дорога, и Вчерашняя, и Завтрашняя будут полностью уничтожены… и величественный Монарх Леса лишится короны… и маленький домик для игр, где они с Илзи проводили столько восхитительных часов, будет разрушен… и весь этот очаровательный, заросший пахучими папоротниками, уютный уголок сразу и навсегда исчезнет из ее жизни.
О, Надменный Джон отлично выбрал способ и время для своей мести!
Когда будет нанесен роковой удар? Каждое утро Эмили стояла со страдальческим видом на каменном пороге кухни и прислушивалась, ожидая, что в прозрачном сентябрьском воздухе раздастся стук топоров.
И каждый вечер, возвращаясь домой из школы, она боялась, что перед ней предстанет зрелище начавшейся работы по уничтожению рощи. Она томилась тоской и нигде не находила себе места. Бывали моменты, когда ей казалось, что жизнь стала невыносима. Каждый день тетя Элизабет заявляла, что вина за предстоящее бедствие лежит на Эмили, и девочка становилась болезненно чувствительной к этим заявлениям. Ей уже чуть ли не хотелось, чтобы Надменный Джон начал свое роковое дело и покончил с ним. Доведись Эмили услышать древнюю историю о дамокловом мече [44] , она от души посочувствовала бы Дамоклу. Если бы у нее была хоть какая-то надежда, что мольбы помогут, она спрятала бы в карман гордость Марри и гордость Старров, и всякую прочую гордость и опустилась бы на колени перед Надменным Джоном, чтобы отвратить от рощи его мстительную руку. Но она не верила, что мольбы помогут. Надменный Джон не оставил никому никаких сомнений относительно своей ожесточенной решимости осуществить задуманное. В Блэр-Уотер много говорили об этом деле. Некоторые были очень довольны тем, что гордости и престижу обитателей Молодого Месяца будет нанесен такой удар; другие считали, что Надменный Джон ведет себя подло и бесчестно, но все сходились в одном: они всегда предсказывали, что именно это случится, когда вражда уже третьего поколения Марри и Салливанов дойдет до неизбежной кульминации. Удивлялись лишь, что Надменный Джон не вырубил рощу давным-давно. Он всегда терпеть не мог Элизабет Марри — с тех самых времен, когда они вместе ходили в школу и ему не было пощады от ее ядовитого языка.
Однажды прямо на берегу озера Блэр-Уотер Эмили села и заплакала. Ее послали срёзать увядшие цветы с розовых кустов на могиле бабушки Марри, но, кончив работу, она почувствовала, что у нее не хватает духу вернуться в дом, где тетя Элизабет делала всех несчастными, так как сама была несчастна. Перри уже принес в Молодой Месяц ужасное известие: накануне в кузне Надменный Джон заявил, что собирается начать вырубку рощи в понедельник утром.
— Я не вынесу этого, — всхлипнула Эмили, обращаясь к розовым кустам.
Несколько поздних роз сочувственно кивали ей; Женщина-ветер перебирала и качала стебли высоких зеленых трав на могилах, в которых гордые Марри, мужчины и женщины, спали спокойно, ничуть не волнуемые старой враждой и страстями; лучи сентябрьского солнца, ласкового, яркого и безмятежного, ложились на урожайные поля, а у зеленого берега под свисающими к воде кустами плескали и напевали без слов голубые воды озера Блэр-Уотер.
— Не понимаю, почему Бог не остановит Надменного Джона, — гневно воскликнула Эмили. Несомненно, Марри из Молодого Месяца имели полное право ожидать этого от Провидения.
Через пастбище к ней, насвистывая, приблизился Тедди — нотки его привычной мелодии летели над Блэр-Уотер как волшебные звонкие капельки. Он перепрыгнул через изгородь кладбища и расположился, худенький и грациозный, весьма непочтительно, прямо на плоской могильной плите прабабушки Марри со знаменитой надписью: «Здесь я и останусь».
— В чем дело? — спросил он.
— Во всем, — отозвалась Эмили немного сердито. Тедди не имел права ходить с таким веселым видом. Она привыкла встречать больше сочувствия с его стороны, и ее огорчило, что на этот раз она этого сочувствия не нашла. — Разве ты не слышал, что Надменный Джон собирается начать рубить рощу уже в понедельник?
Тедди кивнул.
— Слышал. Мне Илзи сказала. Но знаешь, Эмили, я кое-что придумал. Надменный Джон не посмел бы вырубить эту рощу, если бы священник запретил ему это делать, ведь правда?
— Почему?
— Потому что католикам всегда приходится делать именно то, что им велят их священники, разве не так?
— Не знаю… я ничего о них не знаю. Мы пресвитериане.
Эмили слегка вскинула голову. Миссис Кент, как было известно, принадлежала к англиканской церкви, и, хотя Тедди посещал пресвитерианскую воскресную школу, это обстоятельство не обеспечивало ему достаточного веса в кругах потомственных пресвитериан.