— У нее острые ушки, — сказал отец Кассиди пронзительным шепотом. — Остренькие ушки! Как только я увидел ее, я понял, что она пришла прямо из страны фей. Садись, эльф… если эльфы сидят… садись и сообщи мне последние новости двора королевы Титании.
Эмили почувствовала себя в родных просторах. Отец Кассиди говорил ее языком и произносил слова таким приятным, гортанным голосом, с мягким акцентом, как пристало настоящему ирландцу. Но Эмили тут же покачала головой — немного печально. С тяготящим душу сознанием цели ее визита было невозможно играть роль посланника из страны эльфов.
— Я всего лишь Эмили из Молодого Месяца, — сказала она, а затем поспешно выдохнула, так как не должно было быть никакого обмана… никакого плавания под чужим флагом… — и я протестантка.
— Очень милая маленькая протестантка, — сказал отец Кассиди. — Но я действительно немного разочарован. Я привык к протестантам — здешние леса кишат ими, — однако прошла уже добрая сотня лет, с тех пор как ко мне в последний раз заглядывал эльф.
Эмили растерянно уставилась на него. Отцу Кассиди никак не могло быть сто лет. На вид ему можно было дать не больше пятидесяти. Впрочем, возможно, католические священники живут дольше, чем прочие люди. Она не знала, что сказать, а потому произнесла, немного запинаясь:
— Я вижу, у вас есть кот.
— Ошибаешься. — Отец Кассиди покачал головой и тяжко застонал. — Это я есть у кота.
Эмили оставила все попытки понять отца Кассиди. Он был очень мил, но непостижим. Что ж, пусть будет так, решила она. Ей нужно приступить к тому, для чего она пришла в его дом.
— Вы ведь вроде как пастор, да? — спросила она робко. Она не знала, отнесется ли отец Кассиди благосклонно к тому, что его назовут пастором.
— Вроде как, — любезно согласился он. — Видишь ли, пасторы и священники не могут сами произносить ругательств. Им приходится держать котов, чтобы они делали это за них. У меня еще не было ни одного кота, который ругался бы так благородно и проникновенно, как Бой.
— Это так вы его называете? — спросила Эмили, глядя не без благоговейного страха на черного кота. Казалось не совсем безопасным беседовать о нем в его присутствии.
— Так он сам себя называет. Моя мать не любит его, потому что он крадет сливки. Ну, а я не имею ничего против того, что он их крадет, но вот чего я не могу вынести, так это того, как он, выпив их, облизывается. Ах, Бой, к нам пришел эльф. Взволнуйся же хоть на этот раз, умоляю тебя… голубчик.
Бой отказался взволноваться. Он нахально подмигнул Эмили золотистым глазом.
— Эльф, у тебя есть какое-нибудь представление о том, что происходит в голове у кота?
До чего странные вопросы задавал отец Кассиди! Однако Эмили подумала, что ей, пожалуй, понравились бы его вопросы, если бы она не была так озабочена. Неожиданно отец Кассиди склонился к ней через стол и спросил:
— Ну, так что же тебя тревожит?
— Я так несчастна, — сказала Эмили жалобно.
— Многие несчастны. Каждый человек порой несчастен. Но существа с остренькими ушками не могут быть несчастны. Это удел одних смертных.
— Ох, пожалуйста… пожалуйста… — Эмили не знала, как ей его называть. Обидится ли он, если протестантка назовет его «отцом»? Но ей пришлось рискнуть… — Отец Кассиди, я в ужасном горе и пришла попросить вас об огромном одолжении.
И Эмили рассказала ему всё, от начала до конца… о давней вражде Марри и Салливанов, о своей былой дружбе с Надменным Джоном, о большом сладком яблоке, о роковых последствиях и об угрозе мести Надменного Джона. Бой и отец Кассиди слушали с равной серьезностью, пока она не кончила. Затем Бой подмигнул ей, а отец Кассиди соединил вместе кончики своих длинных смуглых пальцев.
— Хм, — сказал он.
(«Впервые я слышу, как кто-то говорит „хм“ в жизни, а не в книжке», — мелькнуло в голове у Эмили.)
— Хм, — повторил отец Кассиди. — И ты хочешь, чтобы я предотвратил это гнусное деяние?
— Если можете, — сказала Эмили. — Ах, было бы совершенно замечательно, если бы вы смогли его предотвратить. Вы… вы это сделаете?
Отец Кассиди еще плотнее стиснул кончики пальцев.
— Боюсь, эльф, я вряд ли могу использовать ключи святого Петра [46] , чтобы помешать Надменному Джону распорядиться его законной собственностью в соответствии с его желанием.
При чем тут ключи святого Петра, Эмили было невдомек, но она поняла, что отец Кассиди отказывается использовать власть церкви для воздействия на Надменного Джона. Значит, нет никакой надежды. Она не смогла сдержать слез разочарования.
— Ну-ну, дорогая, не плачь, — умоляюще сказал отец Кассиди. — Эльфы никогда не плачут… они не умеют плакать. Мое сердце разобьется, если обнаружится, что ты не имеешь отношения к зеленому народцу [47] . Ты можешь уверять, что ты из Молодого Месяца и исповедуешь какую угодно религию, но факт остается фактом: ты принадлежишь Золотому Веку и старым богам. Вот почему я должен спасти для тебя твой драгоценный клочок леса.
Эмили удивленно уставилась на него.
— Мне кажется, это осуществимо, — продолжил отец Кассиди. — Думаю, что, если я пойду к Надменному Джону и поговорю с ним по душам, мне удастся его образумить. Мы с Надменным Джоном очень близкие друзья. Он вполне здравомыслящее существо, если только знать, как к нему подойти… то есть, как благоразумно польстить его самомнению. Я скажу ему — не как священник прихожанину, но как мужчина мужчине, — что ни один порядочный ирландец не ведет войну с женщинами и что ни один разумный человек не уничтожает во имя одной лишь неприязни к другому человеку прекрасные старые деревья, которым требуется добрых полвека, чтобы вырасти, и которые невозможно заменить. Право же, того, кто без крайней необходимости рубит такое дерево, следовало бы повесить, как Амана, на виселице вышиной в пятьдесят локтей, сделанной из этого самого дерева [48] .
(Эмили подумала, что, когда вернется домой, непременно запишет последнюю фразу отца Кассиди в подаренную ей кузеном Джимми книжку с чистыми страницами.)
— Но этого я Надменному Джону не скажу, — заключил отец Кассиди. — Да, Эмили из Молодого Месяца, думаю, мы можем считать дело решенным: твой лесок не будет вырублен.
Эмили вдруг почувствовала себя очень счастливой. Почему-то она целиком и полностью верила в отца Кассиди. Она не сомневалась, что он заставит Надменного Джона плясать под свою дудку.
— Ах, мне никогда не удастся отблагодарить вас за это! — сказала она с глубоким чувством.
— Это правда, так что не трать зря слов. Лучше расскажи мне что-нибудь. Сколько вас таких? И как давно ты — это ты?