Впоследствии Энн узнала, что единственной соседкой, которая помогала одевать детей миссис Проктор, была мисс Корнелия.
— Когда я узнала, что у нее должен родиться очередной малыш, я решила сшить ему приданое, — продолжала мисс Корнелия. — Это платьице — последняя вещичка, и я хочу закончить его сегодня.
— Оно очаровательно, — сказала Энн. — Я тоже принесу рукоделие, и мы с вами поработаем вместе. Только так, как вы, я шить не умею.
— Я лучшая портниха в округе, — спокойно отозвалась мисс Корнелия. — Еще бы! Я сшила столько детских одежек, что хватило бы на сотню собственных детей. Наверно, глупо украшать платьице для восьмого ребенка ручной вышивкой. Но он же не виноват, что он восьмой, миссис Блайт, и мне хочется, чтобы у него было хоть одно хорошенькое платьице — такое, какое шьют желанным детям. Этот бедный малыш никому не нужен — поэтому я для него особенно стараюсь.
— Не у всякого желанного ребенка бывает такое платьице, — Энн все больше проникалась симпатией к мисс Корнелии.
— Вы уж небось думали, что я никогда не приду с вами познакомиться, — продолжала та. — Но шла уборка урожая, и я была страшно занята. В доме толпа работников, и все едят больше, чем работают. Одно слово — мужчины. Хотела вчера прийти, но тут — похороны миссис Макалистер. У меня ужасно болела голова, и я боялась, что это испортит мне все удовольствие. Но ей было сто лет, и я давно поклялась себе пойти на ее похороны.
— Ну и как, удачно все прошло? — спросила Энн, заметив, что дверь в кабинет слегка приоткрыта.
— Вы про что? А, похороны были потрясающие. У нее куча родственников. За гробом ехали сто двадцать экипажей. И посмеяться было чему. Этот старый безбожник Джо Брэдшоу, который глаз не кажет в церкви, с таким жаром пел «Призри ее душу, Иисусе!» — лопнуть можно было от смеха. Он обожает петь — поэтому не пропускает ни одних похорон. А у его бедной жены нет сил петь — так много работает по дому. Старый Джо иной раз отправляется купить ей подарок, а вместо этого каждый раз привозит грабли или еще что-нибудь для фермы. Одно слово — мужчина! Но чего еще ожидать от человека, который носа в церковь не кажет? Даже в методистскую молельню не ходит! Я очень обрадовалась, увидев вас с доктором в пресвитерианской церкви. По мне, доктор должен быть пресвитерианином.
— А в прошлое воскресенье мы ходили в методистскую молельню, — с веселыми искорками в глазах сказала Энн.
— Ну, доктору, наверно, надо показываться и в методистской молельне, а то методисты не станут у него лечиться.
— Нам очень понравилась проповедь, — мужественно заявила Энн. — И молитву пастор читал очень красиво.
— Да, молиться-то он мастер. А лучше всех читал молитвы старый Саймон Бентли, который был вечно или пьян, или собирался надраться. И чем пьянее он был, тем лучше звучала молитва.
— Методистский проповедник — очень представительный мужчина, — продолжала Энн на потеху приоткрытой двери.
— Да, красавчик, — согласилась мисс Корнелия. — И манеры, как у светской дамы. Считает, что в него влюблены все девушки. Но послушайте моего совета — не очень-то якшайтесь с методистами. Я так считаю: если ты пресвитерианин, то и будь пресвитерианином.
— Вы полагаете, что методисты не попадут в рай? — без тени улыбки спросила Энн.
— Это уж не нам решать, а Всевышнему, — серьезно заявила мисс Корнелия. — Не знаю, как там будет на небе, но на земле я от них держусь подальше. Их теперешний проповедник не женат, а у прошлого была такая глупенькая жена, каких свет не видывал. Я как-то ему сказала, что зря он не подождал, пока она не повзрослеет, а потом уж женился бы. А он ответил, что хотел сам ее воспитать. Одно слово — мужчина!
— Но ведь не так-то просто определить, когда человек стал взрослым.
— Верное ваше слово, милочка. Некоторые рождаются взрослыми, а другие и в восемьдесят лет все еще дети. Миссис Макалистер, которую мы только что похоронили, так и не стала взрослой. И в сто лет была все такой же дурочкой, как в десять.
— Может быть, потому она и прожила так долго?
— Может быть. Но я бы предпочла прожить пятьдесят лет в здравом уме, чем сто лет недоумком.
— Но подумайте, как скучно было бы жить среди сплошных умников!
Но мисс Корнелия не собиралась состязаться с Энн в остроумии.
— Миссис Макалистер была из семейства Милгрейвов, а те никогда умом не отличались. Ее племянник Эбенезер вообще спятил. Считал, что уже умер, и жутко сердился на жену: почему она его не хоронит? А я бы взяла и похоронила.
Глядя на ее выражение мрачной решимости на лице достойной матроны, Энн легко представила себе мисс Корнелию с лопатой в руках.
— Неужели во всем поселке ни у кого нет хорошего мужа, мисс Брайант?
— Ну, почему же? Полно — только все они там.
И она кивнула на открытое окно, из которого открывался вид на церковь и маленькое кладбище по другую сторону бухты.
— Ну а живых, во плоти? — допытывалась Энн.
— Несколько штук есть — у Господа Бога ведь все возможно, — неохотно признала мисс Корнелия. — Я не отрицаю, что если мужчину с малых лет почаще шлепать и вообще воспитывать в строгости, то из него может выйти толк. Вот, например, ваш муж, судя по отзывам, для мужчины не так уж плох. А вы небось считаете, — мисс Корнелия пронзительно глянула на Энн поверх очков, — что лучше его нет никого на свете?
— Конечно, нет, — без колебаний заявила Энн.
— То же самое мне говорила другая молодая жена, — вздохнула мисс Корнелия. — Когда Дженни Дин выходила замуж, то тоже считала, что другого такого человека, как ее жених, нет на свете. И она была права. Другого такого не было и нет — и слава Богу! У нее не жизнь с ним была, а сплошное мученье. Когда она заболела и лежала при смерти, он уже ухаживал за своей второй женой. Одно слово — мужчина! Но надеюсь, милочка, что вас такое разочарование не ждет. Молодой доктор вроде входит у нас в доверие. Поначалу я боялась, что никто не захочет у него лечиться: мол, лучше старого доктора Дэйва никого быть не может. Правда, особым тактом он не отличался и вечно начинал говорить о веревке в доме повешенного. Но, как только у кого схватывало живот, доктору Дэйву тут же прощали все обиды. Если бы он был не доктором, а священником, ему бы это так легко с рук не сходило. Людям, похоже, желудок дороже души. А теперь, раз уж мы обе пресвитерианки, скажите мне честно, что вы думаете о нашем священнике?
— Да как сказать… я что-то…
— Вот именно. Я с вами совершенно согласна, милочка, — кивнула головой мисс Корнелия. — Не повезло нам с ним. Лицом — вылитый надгробный памятник, правда? Не хватает только надписи на лбу: «Мир праху твоему!» Некоторые считают, что его жена чересчур ярко одевается. А я считаю, что, когда у мужа такое лицо, женщине надо как-то себя приободрить. Я сроду не осуждала женщин за то, что они хорошо одеваются. Только и говорю: слава Богу, что ее муж не жадничает и разрешает ей покупать красивые вещи. Сама-то я на одежду большого внимания не обращаю. Женщины ведь наряжаются, чтобы понравиться мужчинам, милочка, а мне всегда было наплевать, что про меня думают мужчины.