Вы и не догадываетесь даже, где можно счастье встретить. Я вот свое встретил в подвале. Да, в подвале замка Дэмбероу. Фиона… Шотландка… Актриса… Сколько ждал ее… Сколько искал…
Вы ведь наверняка знаете, джентльмены, что юной девушке трудно найти место в театре. Можно, конечно, таскать канделябры, пока приму театра, лет тридцать игравшую Джульетту, не переведут наконец на Гертруду или леди Макбет, если потянет. А тут уже и девушка увяла, и возраст шеи, и рыхлость чувств. И торчит бедная дева до старости статисткой на заднем плане, народ изображая.
Нет, Фиона, или Фи, как называют ее близкие, не стала ждать места в Королевском театре и поехала по объявлению к нам в Нортумберленд, на север Англии.
Главреж театра «Модерн», он же завпост, он же звукорежиссер и осветитель, он же ведущий актер на ролях героев-любовников, он же сам себе кофе подает в раскладушку, которая тут же в театре и стоит, узкоплечий сутулый невнятный юноша с седой косичкой по имени Майкл, оглядел мою Фи, этот бутон, эту надежду культуры британской, и предложил разделить с ней свою раскладушку.
– Ты – красавица рыжая шотландка. Я – опытный мудрый усталый путник. Это ничего, что на лбу моем гениальном пять морщин продольных, как стан нотный. Открой его ключом скрипичным и пиши мелодию нашей любви.
Это на раскладушке, значит. В пыльной гримуборной.
Окинула она его взглядом холодным, как метель. Он затрепетал и спросил:
– Ну?
– Фи! – сказала Фи.
Ноу! – сказала Фи.
Невер! – сказала Фи.
– Ноу так ноу, – вяло согласился Майкл и склочным голосом проворчал: – Тогда вон! Бездарь!
Вот так она попала к нам, в отель «Дэмбероу». Американцы этот замок средневековый купили и в одном крыле музей открыли, в другом – отель. Для любителей острых ощущений. Вот последнего-то как раз и не хватало. То ли привидения наши с прежними хозяевами переехали, то ли реставраторы их напугали…
Контракт Фи предусматривал работу семь дней в месяц, в полнолуние. Выход – по последнему удару часов в гостиной, в полночь. Так мы и познакомились. Работали, в отличие от других привидений, вдвоем. Фи в сером платье с бурыми пятнами на груди – леди Дэмбероу, убитая мужем из ревности. И я – лорд Дэмбероу, в отчаянии заколовший сам себя. Резвились мы: стенали, выли, цепями бренчали, свет гасили, скрипели ставнями – придумывали каждый раз что-нибудь новенькое. Гости были довольны. И Фи была счастлива. Только обида на Майкла не давала ей покоя. Понять можно – она ведь из старинного клана Вудов, честь превыше всего: мести хотела. Я все и придумал.
Как-то ночью вдвоем мы пробрались в его театр. Спал он на своей раскладушке и выглядел непотребно. Девица полуодетая с визгом выскочила, он глаза открыл, а тут мы, прозрачные, в своих нарядах ветхих тюдоровских. Ах, джентльмены, зрителя не было! Свистящий шепот Фи под мои-то качественные стоны – Сара Бернар! Это были гнев и ярость всех убиенных героев шекспировских. Вот, мол, лицемер, валяешься на раскладушке, еще башмаков не стоптал, в коих юную деву совращал, а уже другую охмурил морщинами своими пыльными.
А потом она, дитя мое, склонила головку и грустно так:
– Прощай навек, коварный!
А тут и я, как репетировали. Выхватываю меч – выходи, говорю, ловелас, на открытый бой на рыцарский! И вжик мечом над его макушкой. Куда там! Герой-любовник от страха приседал и жмурился, скулил и плакал, повторяя:
– Невермор! Невермор! Невермор! Больше не буду никогда!
Исчезли мы, когда ничтожество это под одеяло с головой забралось.
Как радовалась любовь моя, Фиона Абигайль Вуд, как сверкали глаза ее цвета старого эля! Рассвет застал нас в подвале замка, на скамье каменной. Слагали мы песни о любви и распевали их тихонько.
Вот таков, джентльмены, мой рассказ о том, что любовь свою можно встретить и в подвале. Посему разрешите мне, лорду Дэмбероу, восьмому графу Диггансу, виконту Персивалю, конюшему короля Георга, откланяться. Да и вам пора – светает. Растворяемся, джентльмены, растворяемся. До следующего полнолуния…
Какое главное развлечение туристов в Великобритании? Кроме осмотра достопримечательностей?
Мадам Тюссо?! Ну вы тоже! Вы говорите о Музее восковых фигур мадам Тюссо?! Да глупости! Сейчас этих восковых болванов по всему миру столько налепили, прямо тесно от них в нашей человеческой жизни. Они стали выбираться на улицы наших городов, сидеть в ресторанах, ходить на выставки, презентации, развлекаться в ночных клубах, совершать преступления, баллотироваться в депутаты и выступать в теледебатах, усиленно защищая права восковых фигур. Бывает, включишь телевизор, а там голова хлоп-хлоп глазами – и вдруг рот раскрывает и молвит… голосом человеческим. И такое молвит…
Ну да ладно.
Друзья мои говорят, что самое симпатичное во мне не внешность, не фигура и не тонкий пытливый ум, – что, как муж уточняет, является безусловно выдумкой, – не легкий шаг, не всякие умения и способности, а мой смех. Наш областной музыкально-драматический театр, когда играет комедию, всегда присылает мне пригласительные на первые несколько спектаклей. Во-первых, своим идиотским смехом я вдохновляю труппу, во-вторых, завожу публику вокруг себя. Что есть, то есть. Если я говорю с кем-нибудь по телефону и начинаю смеяться, сеть не выдерживает, отключается. А сколько было сорвано уроков в школе!.. А встреча с депутатом… Многие вспоминают. Последним был мной осмеян непревзойденный по своей авантюрности, многолюдный, очень платный семинар-практикум «Стратегии когнитивных и поведенческих актов для получения лучшего уровня контроля и повышения эффективности деятельности переводчиков компании». Чуть не выгнали.
Вот как-то один детский писатель – добрый, умный и очень смешные книжки пишет – загрустил. А все почему? Он вегетарианец, и у него очень высокие требования к еде, которую он по обыкновению сначала тщательно обнюхивает на предмет свежести. Поэтому чаще всего он питается, как библейские пастухи в часы невзгод и лишений, – сыром и вином. А тут пришел он на фуршет, а на столах – ну ничего! Имеется в виду – для него. Он прямо скис, нос повесил. Вот, говорит, смотрю в глаза этой крабовой палочке, раздумываю о нелепой ее жизни, и мне грустно.
А я ему отвечаю: а мне весело. Потому что много чего смешного вокруг столов, почти все! Вот ты послушай…
Словом, смеяться – это такая же неотъемлемая часть моей жизни, как дышать.
Поэтому если я и езжу в Великобританию, то в том числе и для того, чтобы дразнить гвардейцев. Не пробовали?
Ну, например, в Букингемском дворце. Стоит такой исполин, закаленный, невозмутимый, в медвежьей шапке, красном кителе, стоит и не шевелится. Прямо как восковая фигура! А туристы ему в лицо заглядывают, анекдоты рассказывают, хохочут… А он как будто и не слышит. Ну иногда только уголок губ дрогнет, незаметно. Держится изо всех сил.