— Где он? — удивилась она. — Что случилось?
— С фотоаппаратом что-то не то, — сказала я.
А сама подумала о вампирском фильме, который мы смотрели, — о сцене, где Дракула не отражается в зеркале. И хотя она не сказала этого вслух, у меня возникло ощущение, что Кэтлин думает о том же эпизоде.
Последней лежала моя фотография, снятая как раз перед тем, как она сказала, что у меня испуганный вид. Но снимок получился таким мутным, по нему невозможно было разобрать, что я тогда чувствовала.
В моей памяти тот августовский день запечатлелся как последний день последнего лета невинности.
Когда вечером Кэтлин позвонила, мы не говорили о фотографиях. Мы изо всех сил старались их не упоминать.
Приближался первый школьный день Кэтлин, и она призналась, что нервничает. Она сказала, что нам обеим нужен «новый имидж». Например, было бы неплохо проколоть уши в торговом центре. Но для этого требовалось заручиться согласием родителей, поскольку нам не исполнилось еще шестнадцати лет.
— Как твой красавчик папочка? — спросила она нарочито бодрым голосом. — Разрешит он тебе уши проколоть?
— Красавчик папочка в печали, — ответила я. — И мне сомнительно.
— Мы его обработаем. Сначала надо его развеселить. Ему следует снова начать встречаться с женщинами, — сказала Кэтлин. — Какая жалость, что я не старше.
Я прикинулась, будто меня сейчас стошнит. Но мы обе притворялись, играя роли, которые только вчера были нашим естественным поведением.
— Завтра в семь, — сказала она металлическим голосом. — Завтра наше последнее в этом сезоне свидание с Джастином и Трентом, — так мы назвали наших любимых лошадей.
— Спокойной ночи, — сказала я и повесила трубку.
Я отправилась пожелать спокойной ночи отцу, который, как всегда, читал «Журнал По» в гостиной. Я попыталась представить его себе в виде пленки эктоплазмы. Он встретил мой взгляд спокойно и с искоркой веселья в глазах.
Когда он пожелал мне приятных сновидений, я обернулась и спросила:
— Тебе не бывает одиноко?
Он склонил голову набок. А потом улыбнулся — одна из тех редких, очаровательных улыбок, которые делали его похожим на застенчивого мальчика.
— Как я могу быть одинок, Ари, — проговорил он, — если у меня есть ты?
Немцы называют это Ohrwurm, то есть «уховертка»: прилипчивая песня, которая вертится у человека в голове. Все следующее утро, пока мы смотрели, как наездники тренируют лошадей, в мозгу у меня звучала песня из сна.
Но сегодня слова выходили несколько иные:
Когда посинеют вечерние тени,
Синева позовет тебя.
Меня не раздражало бесконечное повторение песни. Сознание нередко играло со мной в такие игры, это было развлечением для единственного ребенка в доме. Еще раньше в то лето мне начали сниться кроссворды (а у вас так бывает?), вопросы и клеточки появлялись по фрагментам, поэтому за один раз получалось вписать только одно слово. Я проснулась с застрявшими в голове двумя вопросами — вечнозеленое тропическое растение (четыре буквы) или островки суши (пять букв), — разочарованная, что не могу восстановить сетку полностью. Но «Синева» никак на меня не действовала, она почему-то казалась естественным фоном.
Другие завсегдатаи трека, должно быть, привыкли к нашему присутствию, но никто из них никогда с нами не заговаривал. Полагаю, в большинстве своем это были богатые хозяева лошадей. Даже их повседневная одежда, как бы помята она ни была, выглядела дорогой. Они стояли, облокотившись на белый забор, изредка перебрасываясь словами и потягивая кофе из больших алюминиевых кружек. Запах кофе плыл к нам сквозь влажный утренний воздух, вместе с запахами лошадей, клевера и сена — зелено-золотистой квинтэссенции летнего утра в Саратога-Спрингс. Я вдыхала ее, стараясь удержать в легких. Через несколько дней лето закончится, и все присутствующие разъедутся. Ароматы лета постепенно уступят место запахам каминного дыма и опавших листьев, мокнущих под дождем, позже они сменятся пушисто-белой свежестью снега.
Кроме богачей здесь находилась целая община работников: жокеи, тренеры, конюхи и грумы, вываживающие лошадь, пока она остывает от бега. Многие разговаривали между собой по-испански. Кэтлин рассказала мне, что они приезжают в Саратога-Спрингс на сезон скачек, с июля по День труда. После большинство куда-то девается.
Но мы с Кэтлин не особенно болтали в то утро. Нам было несколько неловко друг перед другом. Помахав на прощание, до следующего лета, Джастину и Тренту, нашим любимым коням, мы отправились на велосипедах в центр.
В итоге мы оказались у библиотеки. Кроме читальных залов, аптеки и парка, двум девочкам с мелочью в кармане податься было особенно некуда. Торговый центр располагался далековато для велосипедной прогулки, так же как озеро и розовый сад «Яддо».
Центральные улицы Саратога-Спрингс предназначались для покупателей классом повыше: на главной улице и в ее окрестностях имелось множество кафе, магазинов одежды (Кэтлин называла их «тряпки для яппи»), несколько ресторанов и баров и комиссионный магазин с безумно задранными ценами, забитый изъеденными молью кашемировыми кардиганами и вышедшими из моды «дизайнерскими» джинсами. Иногда мы бродили между вешалками со старыми нарядами, потешаясь над ними, пока хозяева магазина не велели нам выметаться.
Хуже было в ювелирной лавке. Если хозяин маячил на месте, мы даже не заходили, потому что он непременно говорил: «Ступайте, куда шли, барышни». Но если за прилавком стояла только молоденькая продавщица, мы просачивались внутрь и зависали над витринами с мерцающими кольцами, цепочками и брошами. Кэтлин предпочитала бриллианты и изумруды, мне нравились сапфиры и хризолиты. Мы знали, как называется любой камень в этом магазине. Если продавщица нам что-нибудь говорила, у Кэтлин был готов надменный ответ: «Будьте с нами повежливее. Мы ваши будущие покупатели».
Из библиотеки нас никто и никогда не выгонял. Мы направились прямиком к компьютерам, полазить по Интернету. Кэтлин меня натаскивала. Она сидела за одним терминалом, проверяя свою почту и выискивая идеальные сапоги, тогда как я за другим перепрыгивала с сайта на сайт, исполненная решимости побольше узнать о вампирах.
На запрос «вампиры и фотография» вывалилось больше восьми миллионов ссылок на разные страницы: от фантастических до непристойных (куда я не могла бы зайти, даже если бы захотела, благодаря встроенной цензурной программе библиотеки). Как бы то ни было, мне удалось залезть на несколько сайтов, где размещались объявления вампиров, ищущих других вампиров для утешения, обучения и более сокровенных нужд. Судя по результатам беглого просмотра публикаций, вампирское сообщество подразделялось на множество фракций: одни пили кровь, другие воздерживались (на одном сайте их называли «несостоявшимися», на другом «психологическими вампирами»); некоторые с гордостью расписывали свой эгоизм и агрессию, другие казались просто одинокими, предлагая себя в «доноры». Но я не нашла упоминания о вампирах на фотографиях.