— А какой у вампиров… пардон, у тебя любимый способ передвижения?
— Заткнись, Ричард!
— Кровеносный сосуд!
Мыс Бернадеттой даже не улыбнулись, но девушка рядом с Ричардом хихикала не переставая.
— Где вампиры держат свои сбережения? В банках крови!
— Заткнись, Ричард!
Я была счастлива, когда на сцену вышел мой одногруппник по литературному курсу и начал бить в большой африканский барабан. Ричард отвернулся, довольный тем, что ему удалось нас достать. Он жаждал внимания и добивался его любыми средствами. Бернадетта, указав мне на него глазами, презрительно покачала головой.
На сцену под барабанный бой вышел Уолкер. В джинсах и фланелевой рубашке — ни плаща, ни расшитого блестками костюма. Его волосы и кожа сияли в свете рампы.
— Добро пожаловать, — произнес он, — в страну уклончивых искусств.
Первые фокусы с куриными яйцами впечатлили меня больше, чем некоторые из последующих, более сложных, поскольку их магия была в некотором смысле настоящей. На столе посередине сцены зажгли бунзеновскую горелку, и Уолкер при помощи щипцов водил яйцом по пламени, пока оно не почернело. Затем он опустил яйцо в миску с водой, и оно вдруг сделалось переливчатым, почти серебряным.
Я понимала, что изменение цвета обусловлено какой-то химической реакцией. Но волшебным этот фокус делала история, которую Уолкер рассказывал в процессе.
— Тысячи лет волшебники совершенствовали искусство ясновидения — так еще называют заглядывание в магический кристалл, дабы прочесть в отражающей поверхности будущее. Кристаллы связывают наш приземленный мир с тем, что лежит за ним. В миг, когда мы смотрим в кристалл, время растворяется. Наше внутреннее «я» успокаивается. Наш дух соединяется со светом Вселенной, возвращая нам чистоту и прозрачность.
Бедные волшебники вроде меня не могут себе позволить купить хрустальный шар, поэтому мы делаем их сами, из яиц.
Когда превращение закончилось, он пригласил кого-нибудь из зрителей подняться на сцену и заглянуть в чашу с водой. Вызвался Ричард.
— Еще желающие есть? — спросил Уолкер.
— Я сделаю это. — Бернадетта вскочила тут же.
— Это не честно, — сказал Ричард, а она, проходя мимо, бросила ему: «Заткнись!»
— Расслабься и дыши глубоко, — велел Уолкер Бернадетте. — Вглядись в серебряный шар и скажи мне, что ты видишь.
— Я вижу отражение пламени свечи.
В театре было так тихо, что я слышала дыхание ребят, сидевших по бокам от меня.
— Постарайся расфокусировать зрение. — Голос Уолкера звучал мягко, с легким северокаролинским оттенком в окончаниях слов. — Постарайся увидеть образующийся внутри кристалла туман.
— Это яйцо, — сказал Ричард, но на него зашикали.
— Я вижу его, — сказала Бернадетта. — Это как дым на поверхности.
— Позволь дыму расти, пока он не заслонит собой все. — Уолкер сделал знак барабанщику, и тот начал отбивать медленный, раскачивающий ритм.
— Я не вижу ничего, кроме него. — В черной блузке и джинсах, с длинными волосами, легшими по сторонам чаши, когда она наклонилась, Бернадетта казалась существом из иного времени, иного мира.
— А теперь сфокусируй глаза. — Лицо Уолкера, напряженное и серьезное, было так красиво, что на него почти невозможно было смотреть. — Когда дым рассеется, скажи нам, что ты видишь.
— Я вижу… — Бернадетта замялась. — Это похоже на… это череп.
— Разумеется, — подал голос Ричард. — Она же вампир. Она ничего, кроме смерти, не видит.
Но никто, кроме меня, его не слушал.
— Я правда его видела, — прошептала Бернадетта. Она вернулась на свое место, и волшебное представление продолжалось.
Уолкер показал несколько фокусов с платками и монетами, которые множились благодаря рукавам его рубашки, сопровождая демонстрацию рассказами о древней Индии и Тибете и традициях магии. С помощью черных ниток (может, только я их и видела?) он передвигал по столу глиняные миски; он называл их вавилонскими чашами демонов, поясняя, что в древности их ставили по углам домов, чтобы ловить демонов. Позже я выяснила, что он рассказывал правду и что чаши также использовались, чтобы наловить побольше демонов и выпустить на чьего-нибудь врага.
Интересно, что бы сказал Уолкер, поведай я ему, что видела настоящего демона? Словно услышав мои мысли, он поднял глаза от работы и подмигнул мне. Затем он превратил кусок угля в алмаз. Я перестала следить за нитками и ловкостью рук и позволила себе поддаться очарованию. На миг я представила себя ассистенткой фокусника, одетой в свой костюм из метаматериала, становящейся невидимой, когда того требует фокус, оставляя волшебника пожинать лавры. Но как отреагирует Уолкер, узнав, на что я способна… нет, узнав, что я такое? Перепугается, скорее всего.
Для последнего фокуса ему понадобился здоровенный чемодан и помощь Джейси, студентки, примечательной тем, что была ниже всех в кампусе. Будучи меньше пяти футов ростом, она проворно запрыгнула в чемодан, оставив снаружи толстые светлые косы.
Уолкер заправил косы в чемодан, затем опустил и защелкнул крышку.
— Джейси вызвалась подвергнуться исчезновению, — объявил он. — Она полностью сознает потенциально смертельный физический риск. — Он начал произносить нараспев бессмысленные слова, в процессе трижды постучав по крышке чемодана веткой дерева, которую называл жезлом друида.
Разумеется, когда он открыл чемодан, там оказалось пусто. Я решила, что там двойное дно и что, когда он его закроет и постучит снова, Джейси вернется на место.
Но когда Уолкер поднял крышку, чемодан оказался пуст.
— Попробуем еще раз, — с тревогой в голосе сказал он. Интересно, он притворяется?
Он закрыл крышку, пробормотал какую-то нелепицу, постучал жезлом. Открыл чемодан. Пусто.
— Ты напортачил, Уолкер, — раздался голос Джейси из задней части зала, и все повернулись к ней. Теперь мне стало ясно, что они с Уолкером просто прикидывались.
— Значит, в сцене есть люк? — шепнула Бернадетта.
Но я не ответила. В проходе за спиной у Джейси кое-кто стоял.
Осень приехала.
— Я как бросила курить, так и растолстела.
Осень сидела на полу в общей комнате, обдирая пластиковую упаковку с кекса. Она заехала на бензоколонку и накупила всякого фастфуда, который разложила на полу, будто на пикнике.
Я не люблю сладкое, но Бернадетта взяла шоколадное пирожное с орехами и штучку под названием «твинки».
— Ты не толстая, — сказала я.
По сравнению с нашей последней встречей Осень поправилась максимум фунтов на десять. У нее чуть округлились лицо и бедра. Я почувствовала укол совести, словно я была в ответе за ее полноту. Но разве отказ от курения не стоит нескольких лишних фунтов?