– Я не говорю по-каталонски, – буркнула я, чувствуя себя почему-то пристыженной.
Мама замолчала на самой высокой ноте. Вот почему мне с ней бывает так сложно – она у меня слишком эмоциональная.
– Извини. Я не хотела. Просто… он все испортил, мам.
– Ты знаешь, ни он, ни я никогда не были претенденты на место идеальных родителей. – Мама отодвинула от себя чашку с чаем.
«Не претендовали», – мысленно поправила я, но заговорить не решилась.
– Нам почему-то казалось, что у нас выросли умные, понимающие дети, способные посмотреть на ситуацию с разных сторон. Я ожидала, что наш разговор будет тяжелым, что ты обвинишь меня в том, что наша семья разрушилась с моим отъездом. Но тебе удалось поставить все с ног на голову. Я не знаю, что тебе сказать и как ты это все укладываешь в своем мозгу. T'estimo, но с тобой так тяжело… Не далее чем три дня назад ты с возмущением рассказывала мне о каком-то однокласснике, который посмел сказать тебе, что место жены – у ног ее мужа, а главная обязанность – рожать и готовить. А теперь ты рассказываешь мне о том, где я должна была бы жить, чем заниматься и как твой отец должен был не позволять мне делать что-то другое…
Мама ушла в свою комнату. А я вперилась взглядом в кружку так, будто собиралась в ней утопиться. Я же ничего такого не планировала. Я не хотела обидеть или оскорбить маму… Просто я хочу, чтобы у меня были папа и мама, неужели в этом есть что-то ненормальное? Пусть мама будет в своей Барселоне, я буду часто ездить туда, она будет прилетать в Москву, но я буду знать, что ее тут не только я жду, но и папа. Что он тоже скучает по ней. Черт, как я так умудряюсь – видеть родительницу вживую впервые за столько месяцев и тут же ее обидеть. Этому есть только одно объяснение – я ядовитая. Как волчья ягода или болиголов…
Нужно извиниться. Хоть я и в курсе, что надменное извинение – еще одно оскорбление, но даже оно лучше, чем ничего. Извиняться от чистого сердца я, дожив до 15 лет, так и не научилась. Может, попробовать? Сосчитав до десяти, я медленно подошла к двери и постучала. Мама не ответила.
– Мам, я вовсе не хотела на тебя накидываться… Просто я так ждала тебя. Чтобы вы с отцом решили свои проблемы… Внесли в ваши отношения какую-то ясность…
– У нас с твоим отцом нет никаких проблем. Мы были и остаемся очень близкими друг другу людьми. А вот у тебя с отцом проблемы есть. Подумай над этим, – раздалось из-за двери.
Я открыла ее и зашла в комнату. Мама сидела на кровати, перебирая пальцами шелковый платок. В этом мы с ней похожи – я тоже, когда нервничаю, сразу ищу, куда деть руки и что потрогать.
– Я подумаю… правда, – пообещала я и залезла на кровать рядом с мамой.
Она лишь тяжело вздохнула, демонстрируя глубину своего доверия моим словам. Мы помолчали.
– Как у тебя в школе дела? Я так поняла, что у тебя появился какой-то молодой человек, которого ты ото всех скрываешь?
– Это-то ты откуда знаешь? – изумилась я.
– Я не знала. Пока ты этого только что не подтвердила. – Мама улыбнулась. – Просто в последнее время ты так обтекаемо отвечаешь на вопросы о своей личной жизни и тут же переводишь разговор на учебу. Было бы странно не предположить появление у тебя мальчика.
– Да никакой он не мальчик. Он конь здоровый. И не у меня… Ой, мам, это все так сложно.
– В пятнадцать все сложно. К сорока начинает проясняться. Ты в него влюблена?
– В те моменты, когда не хочу его убить, – наверное, да. – Я уткнулась маме головой в колени, пытаясь скрыть смущение. – Он меня на концерт пригласил вечером. Отпустишь? Начало в восемь, концерт часа на два-три, если вовремя начнут. Я буду очень-очень осторожна. Можешь мне такси сама вызвать, если тебе так спокойнее.
Она задумчиво перебирала мои волосы. Я мысленно напряглась. Пусть отпустит, ну пожалуйста! Как я скажу ему, что меня родители не пускают, это же позор…
– Ладно. Предположим, что я снова верю, будто у тебя есть голова на плечах. Этот молодой человек тебя проводит до подъезда?
– Он меня до подъезда довезет, – пообещала я. И прикусила себе язык.
– Довезет? Сколько же ему лет?
– Сколько ни есть – все его. Не волнуйся, мам, все будет нормально. У меня правда есть голова на плечах.
«Просто иногда она не работает», – напомнила я себе. Речь о мотоцикле так и не зашла.
Через три часа мы c Вилом снова ехали на той же машине. Правда, на переднее сиденье я залезала с опаской – боялась увидеть Аллу сзади и получить законный луч ненависти. Это вполне в духе Вила – взять и притащить с собой всех окрестных девиц. Но после того, как мы поздоровались, Влад только раздраженно забросил мобильный куда-то в бардачок. И все-таки я опять не промолчала. Ведь не моя вина, что то, что ночью причиняет страх, днем вызывает любопытство.
– Почему ты Аллу не пригласил на этот концерт?
Я не сомневалась, что пожалею об этом вопросе еще до того, как произнесу последнее слово.
– Отчего тебя так волнует моя личная жизнь? – Вил уставился на меня с таким довольным видом, будто я ему призналась, что жить без него не могу.
– Хам. О чем еще с тобой разговаривать? О трудностях в реализации методов упругого распространения? И узрел Охламон, что сие есть круть несусветная. – Я презрительно хмыкнула.
Влад выбросил сигарету в окно, получил от меня осуждающий взгляд и сосредоточился на дороге. Я принялась мять в пальцах ремень безопасности. Потом рукав куртки. Когда от молчания стало неуютно, Вил все-таки заговорил:
– Сто раз через это проходил. Сначала «О Вил, так круто мотоцикл! Бла-бла-бла, покатай меня скорее», потом «О Вил, это так страшно! Бросай это гиблое дело сейчас же». Достало… И по восемь раз в день – меня уже звонок собственного телефона бесит.
– Может быть, Алла просто не хочет, чтобы ты повторил судьбу Джона Креллина или Пола Доббса?
В его взгляде мелькнуло уважение. Странно, он что, думал, что, увлекаясь байками, я не стану следить за новостями и известными мотоциклистами? Не уважает он меня.
– Отличница, это, конечно, лестные сравнения и все такое. Проблема в том, что мы живем в Москве. Каждый день у меня примерно равный шанс оказаться во время взрыва в метро, или на остановке, в которую влетит джип, или в магазине во время ограбления. Мы все умрем – не говори, что это для тебя новость.
– Да, но она же переживает. Робби Мэддисон профессионал, но ты видел лицо его жены или кто она там – подружка, когда он собирался прыгать вниз с муляжа триумфальной арки в Вегасе? А он суперпрофи и все такое.
– Ты знаешь свой мотокросс, – рассмеялся Влад. – Но мне больше нравится его Volt Body Varial.
– Уж я не сомневаюсь. На мотоцикле подпрыгнуть на пятнадцать метров в воздух, отпустить мотоцикл, провернуться вокруг своей оси… приземлишься живым – все зрительницы будут твои. Не приземлишься – то, что они не будут твои, тебя уже не будет волновать.