«Все пропало! — простонал про себя мужчина. — Что же делать? Я не успею…»
— Тихо!.. — едва слышно прошелестел Антон, кладя руку ему на плечо. — Смотри…
И Игорь замер: тварь, высунув длинный розовый язык, осторожно лизнула человеческого детеныша…
— Это ведь твой сын, — улыбнулся брат, когда тварь убралась обратно в вольер зализывать раны, стекло опустилось, а сирена стихла. — Новый повелитель тварей…
Николая Михайловича Середина с самого утра не отпускало дурное настроение. Казалось бы, чего хандрить в день очередных, давно ставших рутинным и привычным делом выборов. Да, собственно говоря, и выборов-то никаких не было. Население двух осколков некогда могучей цивилизации радостно и охотно, как давным-давно на первомайскую демонстрацию, собиралось в одном из двух подземных залов, чтобы снова, еще на четыре года, продлить полномочия своего бессменного Президента.
Злые языки, которые находятся везде, даже в самых сплоченных и целеустремленных сообществах, утверждали, правда, что дело тут вовсе не в волеизъявлении граждан Первомайской Республики. Мол, все вращается вокруг роскошного по подземным меркам банкета и народных гуляний, которыми по традиции завершится мероприятие.
А совсем уж отпетые, зловредные элементы, шушукались по углам, что за явкой на выборы тщательно следят бойцы президентской гвардии, которым велено самых нерасторопных приводить за ручку. Или под ручки.
Но это, конечно, было самой что ни на есть грязной ложью и сплошными инсинуациями. Народ в едином порыве избирал на очередной четырехлетний срок первого из своих граждан. И этим было все сказано. Тех же, кто идет против слившегося в едином порыве общества, народ неминуемо выбросит за борт. Или пошлет куда подальше.
— Чего куксишься, Коля? — Балагуров, не так давно сменивший майорские звездочки на полковничьи (в соответствующем приказе по Первомайскому гарнизону, правда, не было сказано ни слова о причинах столь резкого прыжка через звание), сиял, как начищенный медный пятак. — Встряхнись, ваше превосходительство!
— Да вот нездоровится чего-то, Серый, — поморщился всенародный избранник. — Мотор ночью барахлит чего-то, и вообще…
— Мандражишь, что ли? — скалил зубы Батагур, сверкавший новеньким, с иголочки, камуфляжем. По такому случаю он нацепил на голову самое святое — краповый берет, заслуженный аж тридцать лет назад, и несколько медалей. — Ну, прямо, как девица на выданье! Привыкнуть бы пора, Батя! В пятый раз под венец идешь! Ну, да мы мандраж твой прогоним…
Полковник набулькал до краев водки в граненый стакан и протянул другу:
— На, выпей! Гони тугу-тоску подальше!
Президент выцедил водку до дна, будто воду, и даже не занюхал по привычке угодливо протянутой корочкой хлеба. Щеки его слегка порозовели, но тоска в глазах никуда не ушла.
— Тошно, Серый, — бухнул он, покрутив седой головой. — В пятый раз, как ты говоришь, иду под венец, и хоть бы одна сволочь слово поперек вякнула. Прямо, как при коммуняках, право слово — сплошной одобрям-с. Противно даже.
— Да здравствует нерушимый блок коммунистов и беспартийных, — торжественно подражая известному когда-то диктору телевидения, произнес Балагур и гулко захохотал: он тоже тяпнул за компанию с другом «соточку» и чувствовал себя великолепно. Да он вообще редко впадал в уныние, этот большой и громогласный человек.
— Не смешно… Вот и про конституцию хоть бы раз кто-нибудь вспомнил. А ведь там черным по белому написано — высшее лицо государства может избираться не более двух сроков подряд.
— Так мы же этот пункт вымарали в двадцатом году. Забыл, что ли? Большинством голосов — ты да я.
Балагуров снова захохотал и потянулся за бутылкой.
— Тебе что — скучно? Борьбы захотелось, экстрима? Ну, давай организуем к следующим выборам. — Он хотел было наполнить президентский стакан и поднес к нему бутылку, но Батя прикрыл его ладонью. — Пару партий соберем. А хочешь — десяток. Если избирателей у нас хватит. И пусть грызутся тебе на радость.
— Ерунда это все, Серега…
— Да ладно… Оттарабанишь сейчас присягу, потешишь народ речью… Ты, кстати, хоть прочел текст, что наши очкарики набросали? А то получится, как в прошлый раз… Ну, а потом — в баньку. Степаныч как раз протопит… Девок позовем… Как раньше.
— Как раньше, полковник, не получится. — Звякнув наградами, президент тяжело поднялся из-за стола. — Силы не те уже. Старики мы с тобой, Серый… Ну, пойдем к народу. Заждались там, поди, нашего спектакля.
Премьер-министр Республики господин Калатозов, как всегда, говорил гладко и внятно, заставляя любителей пошушукаться прикусить языки и прислушаться к его увесистым словам, ритмично падающим на головы собравшихся.
— Согласно конституции Первомайской Республики мы, граждане, обладающие правом голоса, собрались сегодня здесь, чтобы избрать нового президента нашего государства!..
Сам кандидат сидел в кресле, напоминавшем трон, посредине помоста, возведенного специально по этому случаю посреди перрона станции Первомайская. Ради торжественного мероприятия устроители даже демонтировали несколько десятков палаток и ларьков, как грибы теснившихся вдоль путей. Владельцы, конечно, были недовольны, но компенсация за однодневный простой была более чем весома. Зато как рады были те торговцы, прилавки которых находились ближе к краю станции: при таком скоплении народа торговля шла более чем бойко, и менеджеры едва успевали носиться на склады за товаром и обратно.
Записные остряки шутили, что помост похож на эшафот, и окрестили его «лобным местом». Отчасти они были правы: предполагалось, что на нем будет происходить бой президента с претендентом, если кто-то решится бросить вызов избраннику народа, многократно подтверждавшему свое право на власть.
Вообще-то конституцию Первомайской Республики, не мудрствуя лукаво, переписали со старого Основного Закона канувшей в лету Российской Федерации. Стоит ли особенно ломать голову над нормами жизни крошечной кучки бывших ее граждан? Сойдут и законы почившего в бозе государства, тем более что и в той России, и в этом ее осколке мало кто дочитывал эту тоненькую брошюрку до конца, несмотря на то, что ее изучали в школе, приводили в пример по поводу и без повода, вспоминали о своих конституционных правах, когда припекало…
Но было и одно коренное отличие. Молодые, полные сил победители, как они сами тогда себя называли, внесли в текст положение, делавшее их большими демократами, чем все предшественники. Несмотря на то что предвыборной борьбы, как правило, не было, любой, кто чувствовал в себе силы, имел право бросить вызов президенту и попытаться победить его в кулачном бою без правил. Победитель становился президентом на следующие четыре года. Единственным условием было то, что собравшиеся избиратели должны были дать свое добро на бой.
Но единственное это уточнение так и не понадобилось за два десятка лет ни разу — никто не решился выступить против главы Первомайской республики, за спиной которого стояла главная сила государства — храбрецы и сорвиголовы, не боявшиеся ни бога, ни черта, элита элит — спецназ. Да и само ее олицетворение — несокрушимый и легендарный, казавшийся вечным Батя — одним своим взглядом растирал надежды соискателей в пыль. Да и как можно посягнуть на человека, имя которого дети Первомайской начинали произносить едва ли не до слова «мама», благодаря которому были живы обитатели обеих станций и под прямым руководством которого делались все мало-мальски важные дела?