Словно, пока он не закурил, часть головоломки «Вадим Сазонов» отсутствовала, а теперь вместе с первой затяжкой встала на место. Щёлк.
И он теперь целый.
Спокойствие.
Сазонов спрятал пенал в карман плаща. Надо будет связаться с Фаридом, чтобы достал ещё веганской травки. Веганцы не дураки, оказывается. Мыслил он теперь расслабленно и четко.
До этого момента, в разговоре с Мемовым, он ощущал, как сгущается в голове туман, заволакивает, путает мысли. Сазонов даже сбился пару раз, застав генерала посмотреть на него с удивлением. Сейчас, после сигареты, ясность в голове установилась такая, что хоть в футбол там играй.
Вперёд. Обдумать, принять решения, пока четко мыслишь.
С Постышевым нужно провернуть какой-нибудь несложный трюк. И ещё Таня… Сазонов ухмыльнулся. Не то чтобы она была ему так уж интересна как женщина, но… Таня когда-то была невестой Ивана. А это, согласитесь, уже совсем другое дело. Всё, что принадлежало Ванядзе, стоит внимания. Сазонов снова затянулся, медленно — мелкими порциями — выпустил дым. Дым изгибался, плыл красиво и изящно. Глупо, конечно, светиться с травкой у штаба Мемова, но сегодня был трудный день. У меня всё получится, подумал Сазонов.
Он бросил окурок, наступил каблуком. Это следы. Но мне плевать на следы. Сазонов шагнул вперёд… и практически столкнулся с выскочившим из двери адъютантом Мемова.
— Пропустите!
— Что случилось? — спросил диггер.
Адъютант попытался обойти его, но Сазонов плавно, почти незаметно сместился, чтобы перекрыть ему путь. Адъютант был новенький, молодой, совсем зелёный. Против диггерских навыков Сазонова у этого сосунка не было и шанса.
— Мне… пройти…
— Я могу помочь, — сказал Сазонов. Улыбнулся — как бегунец одинокому щенку Павловской собаки. Улыбка хищника при виде поджатого хвоста жертвы. Чутьё Сазонова на людские слабости редко его подводило. Но сейчас он рисковал — и сильно.
Он чувствовал, что это что-то важное. Шанс. Если нет, то я нарываюсь на крупные неприятности. Генерал этого так не оставит.
Адъютант в отчаянии попытался протиснуться, но обойти Сазонова не смог.
Тот в последний момент едва заметно смещался и перекрывал юноше путь. Самодвижущаяся стена.
— Это… срочно!
— Я понимаю, — мягко сказал Сазонов. Глаза его в темноте блеснули. — Что приказал генерал?
Глаза адъютанта забегали. Он отчаянно вздохнул, ища выход.
— Мне нужно отнести записку…
— Какую?
— Пропустите! Я… нельзя!
— Да ты её потерял. У тебя в руке ничего нет, — сказал Сазонов. Ну, давай, купись. — Посмотри, дурачок.
Адъютант засомневался, наклонил голову, поднял руку (левая, отметил Сазонов), раскрыл ладонь…
Момент истины.
Там лежала записка. Смазанное движение. В следующее мгновение адъютант сомкнул пальцы. Быстро, как только мог. Но в кулаке ничего уже не было.
Сазонов держал в руке листочек. Командир диггеров пробежал записку глазами, затем ещё раз. Разжал пальцы, листок начал падать, планируя. Сволочь! — подумал адъютант, бросился, принялся листок ловить — поймал и, чуть уже не плача, побежал вперёд.
Мальчик купился.
А я быстрый, подумал Сазонов.
…Через полминуты Сазонов знал всё, что будет делать дальше. Он остановился, проверил ещё раз. Должно сработать. Чутьё не подвело его и сегодня. Риск того стоил.
Он пошёл дальше, ускорил шаг.
Иван жив.
И он на Невском.
Тра-ля-ля-ля. Бато-ончики.
Сазонов быстро пробежал платформу, спрыгнул на пути. В одной из каморок под платформой Адмиралтейской находилась их временная база. Сазонов распахнул дверь, в лицо ударило вонью дешёвого пойла и немытых тел. Сазонов поморщился. Затем подошел и толкнул ботинком бесформенный ком тряпья, воняющий перегаром.
— Пшёлнах, — сказал ком, перевернулся на спину. Выглянула помятая небритая морда. — Чё надо?
Сазонов улыбнулся.
— Гладыш, хватит спать! По-дъём! У нас появилось дело.
Уберфюрер показал на циферблат больших белых часов с чёрными цифрами.
— Десять минут, — сказал он одними губами. Иван кивнул, переложил трубку к другому уху, зажал плечом.
Написал на листке: «М. засуетился», показал Уберу. Скинхед хмыкнул.
— Итак, генерал. Поговорим?
— Что ты хочешь, Иван?
— Мне нужны ответы. В прошлый раз я так и не получил четкого ответа. И хотел бы, если вы не против, генерал, получить его сейчас.
— Спрашивай. С удовольствием отвечу на любой твой вопрос. Тянет время, понял Иван. Впрочем, мы это предвидели.
— Я хочу знать — зачем всё это было? Эта кража, это убийство? Эта война?
Генерал помолчал.
— Как мне тебя убедить, Иван? — произнес он наконец. — Что бы я сейчас ни сказал, ты мне, скорее всего, не поверишь. Но знай: я сделал то, что считаю необходимым. От человечества и так осталось слишком мало, чтобы позволить ему разбегаться по отдельным углам. Да, мои методы не слишком благородны. Да, ты прав — кража, убийство, война. Но я не могу позволить никому — ни бордюрщикам, ни Василеостровской, ни кому-либо ещё — отсиживаться в своем углу, пока остальные рвутся изо всех сил к будущему. Мы должны быть заодно, понимаешь?
— Сила — в единстве, да? — съязвил Иван. — Или какой-нибудь новый лозунг, которого я ещё не знаю, генерал?
Тяжёлый вздох.
— Ты не знаешь главного, Иван. Мы стоим на пороге большой войны.
Иван усмехнулся.
— Даже так?
— Именно так. Что ты знаешь… про Веган?
…Вспышка. Белёсые волоски на шее доктора. Падающее тело. Бум.
Иван моргнул, повернулся, чтобы остальные не видели его лица.
— Достаточно.
— Ничего-то ты не знаешь. У меня есть достоверные сведения, что империя Веган готовится к вторжению на незанятую ими территорию метро. Beганцам нужно жизненное пространство. И не только это…
— Так вы стали борцом за свободу, генерал? Как интересно.
— Молчи и слушай. Сейчас я доверяю тебе то, что знают только несколько человек. В метро готовится новый передел сфер влияния. Веганцы — не люди. Хотя и выглядят как мы. Так что это будет не борьба за независимость. Это будет борьба за выживание человечества. Времени у нас осталось мало. Может быть, год. Может, пара месяцев. Может, даже меньше. Не знаю. Потом начнется ад. Нас, людей, загонят в резервации и пустят на удобрения. Ты этого хочешь?
Иван помолчал. Это выглядело бы убедительно, если бы не одно «но».