Часы трофейные не брал, а если и брал, то сам не носил. Медальона с личными данными не признавал, а в военном билете карандашом адрес домашний писал, поскольку обоснованно опасался, что могут останки не туда заслать.
Верил, что если кого-то «похоронили» ошибочно, то этот человек долго жить будет.
Двадцать первое число не любил. В этот «очковый» день много неприятностей случалось. И тринадцатое число не любил, особенно для полетов. Некоторые еще и про восемнадцатое такое же предубеждение имели. Перед вылетом не фотографировался, и женщину первой на борт не сажал. Афганка в парандже на дороге – гнилая примета.
Слова «последний» не признавал, говорил «крайний» или «крайний раз», не «домой», а «вовремя». Спиной к окнам и дверям садиться не любил.
В крайний месяц перед домом о безопасности особо думал. Не трусил, но были на то основания – опасное время! Офицеров на боевые, при живом «заменщике», умные командиры неохотно посылали. Тут уж не примета была – считай, закономерность. Не дразни судьбу и других не подставляй!
Оружие убитого товарища не брал – скверная примета! Не заправлял койки, не прибирался в тумбочке у тех, кто на задании, не садился на места тех, кто на боевых. И упаси Господь занять койку того, кто на боевых! Уходя, не оглядывался, а провожая – смотрел вслед. Бывало, крестился троекратно, особенно перед взлетом и посадкой.
Про себя несчастливые фамилии отмечал. Что ни сводка, то Иванов, Кузнецов или Зайцев! На себе, а тем более на боевых, старался ничего не зашивать. Уходя на боевые, дверь за собой не закрывал. Кто остался – закроют.
Верил, что в отпуске жениться – плохая примета.
Один «шурави» носил бирку из родильного дома, клеенчатую, первый «документ» сынишки. Все понимали – надежный талисман! Другой – танкист от Бога (в 81-м году «За отвагу» и «Красная Звезда») – с плюшевым мышонком не расставался. Так ведь из каких переделок выходил!
Верил, что «красные глаза не желтеют». Не особо оправдывалось, но все равно верил!
«Зеленые» (афганские солдаты) на своей броне – к беде. А куда денешься – облепят, не столкнешь. Хотя один танкист оправдывался: мол, лучшая активная защита от кумулятивных гранат. Детей, скота на дороге нет, дымы к небу с утра над кишлаками – жди подлянки от «духов».
На себе место чужой травмы, раны, куда пуля, осколок попали, – не показывали. Если кто не знал, то поправляли, делали замечание.
В Советской Армии существовали документально оформленные рекомендации по чествованию именинников. Помнится, основными пунктами были поздравление перед строем, чаепитие в столовой для друзей и освобождение от нарядов по службе и хозяйственных работ, иногда «городской отпуск» – увольнение. Взоры проверяющих ласкали ведерные самовары в солдатских чайных, якобы для того, чтобы попил солдат чайку в день рождения с однополчанами. Естественно, эти самые дни рождения личного состава всегда изрядно напрягали командиров, и замполитов в особенности. Ведь это только у гражданского пьяного «что на уме, то и на языке». У солдата военного – и на уме, и на языке, и на кулаках. Разумеется, афганское бытие внесло свои дополнения в этот праздник.
«Бутыль браги на шестерых. Пачку сигарет (в части курева вообще не было) подарил «пшенарь».
«Купил сок «Греко», конфет. Зашли в аппаратную, там поздравили. Второй раз – не помню».
«Двадцать лет. Был «духом» (солдат-первогодок). Целый день тащился без работы с корешом (у него тоже день рождения). 21 год – Хайратон, в командировке. В гостях у комендачей. А там два дня рождения сразу! Помню торт и бренди!»
«Двадцатилетие на точке возле «взлетки», бортировали с водилой (оба духаны) колесо БТРа; правда, вечером старики подарили банку сгущенки и обдолбили обоих. Всю ночь на посту ржали. На соседних постах старые тоже ржали, с нас прикалывались. 21 год – подарили бутылку коньяка, а я забил целую мыльницу «косых» и всех угощал.
«Девятнадцать лет – дневальный в Келите, горная учебка. Двадцать лет – госпиталь в Ташкенте, старый, у Госпитального рынка. Вечером в беседке хорошо посидели, только дежурный врач магнитофон отобрал, сказал, что «С добрым утром, тетя Хая…» похабная песня. Потом отдал».
«Символический подарок – банка вареной сгущенки и торт из печенья. Я так ждал этого торта – и не дождался, уперли на операцию. Парни подарили зажигалку».
«У нас на заставах именинник освобождался от боевого дежурства на эту ночь. Перед строем заставы ему вручался символический подарок – банка сгущенки. Обычно он с земляками готовил на обед национальное блюдо. Как много, оказывается, можно приготовить всякого из стандартного армейского набора продуктов! Ну, а торт из сгущенки и печенья – само собой».
«Одил, узбек, классный был «дед», приготовил плов из тушенки говяжьей. Мне, молодому, специально в день рождения! Еще пацаны станок подарили для бритья, «Жиллетт», помню, кассеты сбоку зацеплялись. По тем временам – крутая вещь!»
«Мама обещала по «Утренней почте» поздравить. Сели в воскресенье возле телевизора, сабантуй – после. Вбегает боец: ваш борт упал! Выскочили, кто в чем, на Ми-8 – и туда. Экипаж, десантура – все погибли. Потом понаехало проверяющих – не до застолья. А было это в Лошкаревке (Лашкаргах)».
«Сделали стол, котлеты из рыбных консервов, картошка жареная, торт из сгущенки, много всего. И подарили мне открытку с ханумкой и часы электронные с калькулятором. В Союзе мы таких и не видели».
«Точно не помню, но был плов, брага, план, ну и, конечно же, торт из сгущенки и галет, и давали выходной. А в 1988 году все то же самое, только побольше. И даже ночью снег выпал, красота».
«19 лет, встречал в славном городе Кандагаре. Прапорщик (фамилию, к стыду своему, не помню) налил сотку и подарил две бутылки «Пивоси» (распили по глотку)».
«20 лет – в Бараки-и-Барак, лизнули браги и пыхнули».
«21 год – город-герой Гардез (ждали отправку). Немного водки (для начала) и очень много огуречного лосьона вперемежку с планом – в хлам!»
«20-летие встретил в колонне, при подъеме на Саланг. Дембель из впереди идущей машины подарил «косячок», ну я и пыхнул… весело и ни капли страха!»
«…На праздники обычно использовалась «Фанта-шурави», говоря проще, обыкновенная брага, которая делалась обычно прямо в подразделениях; лишь однажды в военторг завезли огуречный лосьон, и тогда в полку был великий ажиотаж. Естественно, весь лосьон был немедленно скуплен и безжалостно выпит. В случае срочной необходимости выпить что-то погорячее «Фанты» все страждущие были вынуждены посещать наш противотанковый дивизион и по 25 чеков за бутылку покупать у вольнонаемных служащих Советской Армии самогон, частенько сдобренный ацетоном».
«Первый – в Кабуле на Теплом Стане. В отстойнике, ждали колонну на Джелалабад. Летали, что черти. Когда дембеля узнали, освободили от всего, послали отсыпаться. Было очень стыдно перед своим призывом, пытался помочь, но они были предупреждены, что получат все без разбора. Поэтому просидел в кабине весь день. Второй тоже на Теплом Стане, только на АКДС (кислородная станция за артполком) с водкой и ведром мороженого (сами делали из сгущенки и жидкого кислорода), а еще «видик» с боевиками и порнухой. Утром поехали дальше на Баграм, было очень плохо и перед глазами голые бабы!»