— Черт возьми! — с изумлением произнес Хайде. — Неужели он отпустит этих ублюдков?
— А что еще он может сделать? — сказал Барселона. — Если они до завтра останутся здесь, этот псих, пожалуй, сам вздернет их — и заодно с ними лейтенанта.
— И поделом, — с важным видом заявил Хайде. — Он должен повиноваться приказам старшего по званию. Для того и находится здесь. Во всяком случае, я лично против того, чтобы брать пленных. На кой черт, если тебе ничего от них не нужно? А если взял, расстреливай. Пленные — обуза и ничего больше. Ты мог заметить, — самодовольно добавил он, — что я никогда их не беру.
— Это хорошо говорить, когда сидишь в окопе, — сказал Барселона, — но, держу пари, ты запел бы другую песню, если б оказался в руках у русских.
— Если б и оказался, — ответил Хайде с достоинством, — то примирился бы со своей судьбой. А если б меня держали в плену вместо того чтобы убить, я счел бы, что у них не все дома. Только я не собираюсь попадать в лапы к русским.
— Хвастун! — язвительно усмехнулся Барселона.
— Вот смотри, — гневно напустился на него Хайде. — Сколько я уже в этой треклятой армии? Девять лет! А в плен ни разу не попадал — и знаешь, почему? Потому что я отменный солдат, всем вам и за миллион лет не стать такими! — Он вызывающе поглядел на Штеге с Барселоной. — Я все делаю по уставам, разве не так? Складка на брюках у меня такая, как положено, разве не так? Узел галстука такой, как нужно, волосы причесаны на пробор… — Ей-богу, он даже сорвал каску, чтобы показать! — Ни в моем поведении, ни в моем обмундировании нет ничего неуставного. Давайте, смейтесь, но если сразу не начать, хорошим солдатом не станешь. И, решив вступить в армию, я поставил себе правилом служить, как положено. И служил, с самого начала. И мне плевать, за что мы воюем, я просто делаю то, что велят — убил бы, черт возьми, собственную бабушку, если бы приказали. Я солдат, потому что мне нравится быть солдатом, а то, что мне нравится делать, я стараюсь делать хорошо.
Наступила пауза.
— Непонятно, какое это имеет отношение к взятию пленных, — заметил Штеге.
— Черт, как можно быть таким тупым? — раздраженно спросил Хайде. — А еще студент! Послушай, — подался он вперед, — я не учился в средней школе. Не стал, понимаешь? Но поверь, я знаю, что делаю, и куда держу путь. И одно из того, что знаю наверняка — ни в коем случае не брать пленных. Как, думаешь, я сумел уцелеть до сих пор? Почему меня сделали унтер-офицером через пять месяцев, а ты четыре года все еще рядовой? Почему почти никто из студентов не становится офицером — а я стану в рекордное время, как только кончится война и смогу учиться? Почему…
— А, не знаю, — перебил Штеге, которому это стало надоедать. — Думаю, ты совершенно прав.
— Еще бы. Без сопливых знаю, что прав. — Удовлетворенный Хайде откинулся назад. — И не позволю этим русским ублюдкам уйти отсюда живыми, будь уверен.
Штеге снова вскинул голову.
— Только тронь их, я тут же пойду к лейтенанту Ольсену!
— Попробуй! Давай, попробуй, увидишь, что выйдет! — ухмыльнулся Хайде. — Он мне слова сказать не сможет!
Штеге с презрением посмотрел на него.
— Могу лишь возблагодарить бога, что я не образцовый солдат.
— Пошел ты! — сказал Хайде и отвернулся.
Едва мы кончили окапываться, прилетел первый снаряд. Мы услышали знакомый свист, когда он упал где-то поблизости, потом пронзительные крики, какой-то новичок выскочил из окопа и растянулся на земле.
— Я ранен! — закричал он во весь голос.
За ним выскочили двое товарищей. Подняли его и бегом понесли за линию окопов, прочь от опасности. Барселона, глядя на них, скорчил рожу.
— Не волнуйся, приятель, они унесут тебя со всех ног — за тысячи километров, в самый дальний госпиталь…
— Везет же новичкам, — буркнул с кислым видом Хайде. — Понятия не имеют, что делать с пулеметом, но дай им нести раненого, и они молниеносно исчезнут. Быстро научились этому, а?
На дне одного из окопов мы поставили свою кастрюлю и крепко придавили крышку камнями, чтобы ничто, кроме прямого попадания, не могло расплескать драгоценную жидкость.
Уже почти совсем стемнело. Луна пряталась за ковром облаков, и небо представляло собой густую бархатистую черноту.
— Господи, до чего тихо, — негромко произнес Старик. — Не будь я в этой игре так долго, то, наверно, ощутил бы искушение подняться на вершину холма и посмотреть, что делается.
Издали донесся собачий лай.
— Черт возьми, где все-таки русские? — спросил Барселона.
Старик указал в сторону сосен, стоявших неподвижно и прямо, как часовые.
— Там, в своих окопах — задаются вопросом, почему так тихо, и что мы, черт возьми, замышляем.
— Хоть бы они вышли и сражались, — проворчал Хайде. — Ничто так не сводит с ума, как тишина.
Темноту внезапно разрезал леденящий смех, но это всего навсего смеялся Порта, надувавший Малыша за игрой в кости. Где-то у противника залаял пулемет. Один из наших ответил несколькими меланхоличными очередями. На наших глазах из-за сосен покатился океан пламени, к небу вздымалась волна за волной, каждой предшествовал сильный взрыв. Казалось, что содрогаются даже горы.
— Реактивные установки [9] , — заметил Старик. — Пока что бьют далеко от цели…
Мы снова услышали собачий лай пулемета. В темной ночи где-то на севере серии ярких вспышек распарывали небо.
И вот тут-то явился связной от оберст-лейтенанта. Весь раскрасневшийся, он бежал со всех ног и вопил как сумасшедший:
— Сообщение пятой роте! Сообщение пятой роте!
Лейтенант Ольсен в ярости бросился к нему.
— Тихо ты, придурок! Из-за тебя весь фронт может взлететь на воздух в пелене пламени!
— Слушаюсь. Виноват. Но это сообщение очень важное. Оберст-лейтенант требует, чтобы вы немедленно явились к нему с донесением и получили новые приказания.
— Какого черта!…
Лейтенант отвернулся, что-то бормоча. Связной стоял в недоумении. У него было приятное, чисто выбритое лицо, мундир без единого пятнышка и любознательно-наивный вид. Порта несколько раз смерил его взглядом.
— Откуда прибыла твоя часть?
— Из Бреслау, — последовал горделивый ответ. — Сорок девятый пехотный полк.
И глаза на розовом лице с любопытством уставились на лежавшего в окопе Порту.
Порта издал сатанинский смех.
— Тоже мечтаешь о наградах? Ну что ж, беги, добывай себе Железный крест, скатертью дорога — найдешь его где-нибудь в куче дерьма!
Ошарашенный — Порту он не знал, так что ничего удивительного — связной повернулся и побежал к оберст-лейтенанту.