Мы ждали все утро, но ничего не происходило, лишь пролетали бомбардировщики союзников, оставляя в небе инверсионные следы. У нас хватило предусмотрительности запастись едой из товарного вагона, и теперь у Порты в кармане шинели лежала четверть жареного поросенка.
— Мы должны взорвать весь этот сортир, — сказал Малыш, лучезарно улыбаясь.
— Взорвать, — сердито воскликнул Порта. — Могли бы поручить это саперам. Сегодня в заведении Бледной Иды праздничный вечер. У нее появилось много хорошеньких девок из Рима, и все благоухают розовой водой.
Малыш дал полную волю своему похотливому воображению. У него даже слюнки потекли.
— В этих святых стенах есть монахини.
Хайде нахмурился.
— Свобода грабить и насиловать тебя очень бы устроила, а?
Малыш сглотнул, потом облизнул губы.
— Не говори об этом. У меня брюки едва не рвутся.
Порта откусил большой кусок поросячьего мяса. Лицо его блестело от жира.
— Рассказывал я вам о том, как был садовником в женском монастыре?
Мы засмеялись и теснее сдвинулись под грузовиком, для удобства положив противогазы под головы.
— На реке Дубовила? — спросил Старик.
— Нет-нет! Когда я был откомандирован во Второй танковый полк.
— Что-то не припомню такого, — засмеялся Старик, искоса глянув на нас.
— Память у тебя всегда была дырявой, — ответил Порта. — Но мы, то есть Второй полк и я, были в одном месте среди черноморских фермеров. Я разгуливал в одиночестве, ища чего-нибудь значительного.
— Женщину? — спросил Малыш с внезапным любопытством.
— Это единственное, что может прийти в твою тупую башку, — заметил Порта. — Я искал поражение.
— Его можно было найти у Черного моря? — удивленно спросил Старик.
— В то утро я услышал по английскому радио, что поражение близко. Сражение в долине Струма должно было стать решающим. Поэтому я искал поражение с лупой за каждым камнем. И вдруг услышал женские вопли. Ага, думаю, кое-кто нашел поражение. Однако, судя по крикам, спускались не флаги, а трусики. Неслись крики из женского монастыря. Я влез на стену и вскинул автомат. Представьте себе, что я увидел. Наши верные союзники лапали монахинь. Не помню, что я сказал им, но они исчезли с немалой скоростью. Я спрыгнул на клумбу тюльпанов и встретил превосходный прием.
Захватывающий рассказ Порты прервало приказание лейтенанта Фрика строиться.
Обер-лейтенант с белыми петлицами танковой дивизии Геринга осмотрел нас.
Над монастырем кружил самолет.
— Артиллерийский наблюдатель, — сказал Хайде. — Если он нас заметит…
Несколько монахов принесли нам горячего чая. Половину его мы вылили и долили чашки ромом. Никто до сих пор не знал, для чего мы здесь. Из монастыря доносился стук молотков и скрежет пил, орудийный огонь вдали не прекращался.
— За холмами ведется сильный обстрел, — задумчиво произнес Старик. — Там что-то затевается. Нутром чую.
В таких делах Старик никогда не ошибался. Он был старым солдатом и заранее предчувствовал осложнения.
— Для чего мы здесь? — спросил Хайде, ни к кому не обращаясь, и содрогнулся.
— Понятия не имею, — пробормотал Старик, теребя себя за нос. — Не нравятся мне эти люди с белыми петлицами и эсэсовская форма в грузовиках. Тут что-то сомнительное. Нам сто раз угрожали бог весть чем, если мы приблизимся к монастырю, а теперь мы здесь и вооружены до зубов. Не началась ли охота на католиков?
— Храни нас Бог в таком случае, — сказал Барселона. — Мы будем по горло в крови.
Старик неторопливо раскурил трубку.
Когда на горы опустилась ночь, скрыв их, мы подогнали грузовики задом к воротам монастыря. Было приказано ни в коем случае не зажигать света. Пожилой лейтенант люфтваффе приказал нам положить оружие в кабины. Входить в монастырь с оружием было нельзя. Мы неохотно положили в кабины автоматы. Без оружия мы чувствовали себя голыми.
— Сдайте снаряжение и оружие, — резко приказал незнакомый лейтенант.
Малыш попытался прошмыгнуть внутрь с торчавшим из кармана брюк пистолетом. Лейтенант остановил его и пригрозил трибуналом.
— Война без оружия — безумие, — не удержался Малыш.
— Заткнись, обер-ефрейтор, — вспылил лейтенант.
Легионер бесшумно подошел к нему со свисающей из уголка рта сигаретой. На его шее вызывающе болтался большой русский пистолет. Он откровенно смеялся над офицером.
— Трибунал, герр лейтенант? Merde alors! [93] Вы, должно быть, шутите.
— Это что за поведение? — негодующе воскликнул офицер.
— Именно об этом я и хотел спросить, герр лейтенант. Мне очень любопытно узнать, что скажет трибунал по поводу этих дел. — Легионер с небрежным видом закурил новую сигарету и выпустил дым в лицо лейтенанту. — Мы отказываемся сдавать оружие, герр лейтенант, и не станем выполнять вредительские приказы. У вас и ваших коллег больше оснований бояться трибунала, чем у нас.
— Ты с ума сошел? — выкрикнул лейтенант с нервной дрожью в голосе. — Это что за чушь?
Легионер дерзко усмехнулся. И повернулся к нам, слушавшим с напряженным интересом.
— Il nouse casse les couilles [94] !
— Я понимаю по-французски, хам!
Лейтенант был почти вне себя от ярости.
— Je m'emmerde! [95] — засмеялся Легионер.
Нам показалось, что лейтенант бросится на Легионера, беззаботно разглядывающего обойму своего пистолета.
От изумления мы раскрыли рты. Мы ничего не понимали. Легионер был солдатом до мозга костей. И никогда не заходил слишком далеко. Мог быть более наглым, чем большинство из нас, но никогда не рисковал. Должно быть, на уме у него было что-то серьезное. Мы, не совсем понимая, что именно, снова взяли оружие и сомкнулись позади Легионера.
Лейтенант повернулся и взбежал по ступеням.
— Теперь заварится каша, — прошептал Рудольф Клебер. — Это похоже на бунт в дивизии «Флориан Гайер» [96] .
— Ничего не произойдет, — сказал со спокойной уверенностью Легионер. — Если станут наглеть, мы их перестреляем. Нас за это наградят.
— Что тут делается? — спросил Хайде. — Мог бы объяснить нам. Я едва не мочусь в штаны от волнения.
И с удовольствием помахал пистолетом, итальянской «береттой».