Из поредевшей березовой рощи вышли корнет Александров и Параша. Корнет вел в поводу навьюченного коня. Стало быть, ученье началось.
Алексей пригляделся. Стал прислушиваться. Подошел поближе, вроде бы по другому делу, стал вполоборота, бочком.
Александров сбросил наземь вьюки, расседлал лошадь.
— Запоминай, — сказал Параше строгим голосом. — Начнем седловку… Ты верхом-то когда ездила?
— Бывалоча. Батюшка в ночное посылал. Да и барин тож.
— Но в седле…
— Какое там седло? Рогожку набросишь, а то и без ней задним местом ерзаешь.
— Запоминай, — сказал Александров Параше строгим голосом и стал показывать седловку по порядку. — Сперва кладем потник. Гладко, ладонью расправляем, чтоб ни складочки. А то за полверсты так холку намнешь — хоть бросай коня. Теперь — чепрак, а уж на него седло. Затягиваешь подпруги. Туже тяни, не бойся. А то в самый момент не на коне, а под конем окажешься. Тяни, тяни. И поглядывай: иной хитрый конь брюхо надувает, так ты его кулаком в бок, либо коленкой придави. Вот, хорошо.
Алексей шаг за шагом подбирался поближе — интересно было. Буслай тоже не отставал, усмехался в усы.
— Стремена подгоняй.
— Это как?
— А вот так: чтобы встав на них, между седлом и этим… местом было четыре пальца.
— С вершок, значит? А зачем? Сидя-то на ж… удобнее ехать, чем стоя на ногах.
— Смотря сколько ехать, — чуть зарумянившись, объяснил Александров. — В дальнем походе при таких стременах и ноги и… это место меньше устают. Да и в бою рубиться стоя способнее. Ты ведь дрова сидя не рубишь?
— Дрова колют, господин корнет.
— Когда — колют, когда — рубят. Давай дальше. Бери повод в левую руку. Так. Закинь его на холку, стань левым боком, лицом к хвосту, левую ногу — в стремя.
— Что ж так-то? Задом к переду?
Буслай за спиной Алексея хмыкнул в кулак.
— Строптивая…
Александров имел большое терпение. А, может, ему нравилось учить других тому, чему сам недавно научился.
— Параша, лошади бывают разные…
— Это нами знамо. Одна копытом бьеть, другая норовит зубами дерануть, и третья…
— А третья, горячая, норовит сразу с места взять. Ногу в стремя вздеть не успеешь, а уж она далеко. Поняла ли?
— Как не понять! Она тронулась, а ты с разворота и садись.
— Умница! И правую ногу тоже сразу в стремя. Повод вот так вот держи: через четыре пальца, а большой сверху. Мотнет конь головой — и повод не вырвет, и пальцы не поломает.
— Это все по-вашему, — отмахнулась Параша. — У нас проще. Я как в свой кулак возьму — попробуй вырви.
— Как же ты-то вырвался? — тихо засмеялся Буслаев. — Крепка девка. И любовь ее крепка.
Алексей смолчал. Вырвался? Так ли?
Параша между тем уже в седле. Александров — в ужасе.
— Ты что? На заборе? А ну-ка, спина прямая, голова вверх, ноги уперты. Красиво надо сидеть. А коли красиво, то и твердо.
— Не боись. Коли я села, так не упаду. Дальше чего?
— Дальше делай круг, шагом. Управляй не только поводом, но и коленями. Спину, спину держи. Вот так.
Лошадь послушно шла по кругу, поматывая головой. С каждым ее шагом Параша все увереннее держалась в седле. Природная грация, привычка к работе, гибкость и умение подчинять свое тело сказали свое слово.
— Тротируй, тротируй! — подсказывал Александров, довольный своим учеником. — Переводи на рысь. Да не трясись сама по себе, к коню приноравливайся! Про стремена не забывай.
Алексей и не заметил, как возле них с Буслаем собрались гусары, весело поглядывая, как скачет Параша.
— А ловка девка. Коня понимает.
— Этак она и сабле обучится — берегись, хранцуз! Сшибеть и не пожалеить.
— Стой! — Александров взял коня под уздцы. — Слезай. Ты молодец, Параша. Сейчас вьючить станем. Это дело куда как хитрее.
Буслай хлопнул Алексея по плечу.
— В хорошие руки Параша попала. Ты не ревнуешь? — тонко усмехнулся.
— Поди-ка ты прочь.
Параша зрителей не смущалась. Старательно слушала корнета и старательно делала, но тут вдруг заупрямилась.
— К седлам, вот здесь пристегиваем ольстры. Пистолеты в них вкладываем плотно, но не туго. Чтобы в пути не потерять, а в бою в миг выхватить. Поняла ли? За седлом укладываем фуражный мешок, на него — сакву. Прямо за ней — чемоданец для провианта. На него торочишь рульку — вязка сена, крученная в канат. Вот здесь — баклага с водой, торба с лошадиным припасом — скребница, щетки, пучки бечевок. Что еще? Артельные вещи — палатка, колья, котел, коса, топор, клещи, молоток. Ну, это тебе не очень надо. Это по очереди мы возим.
— Мне и все это не надо. В Париж не собираюсь. В своем селе воевать буду. Скидывай это все, учи сабле и пистолету.
Буслай расхохотался до того, что согнулся и зашлепал себя ладонями по коленям. Параша обернулась сердито; увидев Алексея, смутилась и засияла. Красота ее не только на лице цвела, она в сердце ютилась.
Офицеры немного отошли в сторону, чтобы не мешать учителю и не смущать ученика. Волох, ревниво не отходивший ни на шаг, подал набитые трубки. Бросил на землю бурку. Буслаев с надеждой взглянул на него, но Волох грустно развел руками. И прислушался к звонкому голосу Александрова.
— Саблей, Параша, не рубят. Это не топор. Саблей режут. Скользящий должен быть удар. Смотри — рублю. — Александров ударил в ствол березки. Она дрогнула и сухо, с трудом переломилась. — А надо вот так. — Свистнул клинок, и другая березка лишилась вершинки. Она скользнула вниз и острым срезом, дрожа, вонзилась в землю рядом со своим стволом.
— Браво, корнет! — Буслаев ударил в ладони. — А говорят, у тебя рука слаба. Что-то много врать стали без моего догляда.
Александров строго глянул на него и сказал:
— Попрошу вас не мешать, господин корнет.
— Миль пардон! Остаюсь молчаливым зрителем.
С саблей у Параши не шибко ловко получалось — не ухват все-таки. И не топор.
Не желая ее смущать, офицеры поднялись и, кстати; пошли навстречу полковнику, который не спеша ехал полем, поглядывая по сторонам, ища, к чему бы придраться. За ним тянулись цепочкой коноводы с лошадьми.
— Здорово, Алешка! Здоров, Буслай! Готовы? Вот посмотрю. А что не так, не обессудьте, своей рукой выпорю. Ну-ка, Щербатов, ставь во фрунт свой взвод. Что за молодцы у тебя, гляну.
Тут неожиданно грянул в стороне пистолетный выстрел. Князь гневно обернулся:
— Кто посмел? Что втемяшилось?
Увидел растерянного Александрова, Парашу с еще дымящим пистолетом в руке — размяк.