— Да нет, не в штрафной, а вообще.
— С октября сорок первого.
— Ого! А орденок-то вроде новенький.
— Орден за Зайцеву гору.
— Да, Зайцева… Проклятые болота. Вспоминать не хочу. Два взвода там оставил. Вместе с лейтенантами.
В траншее раздавали водку. Бойцы смеялись. Уговаривали старшину выдать им дополнительно по сто граммов за выбывших накануне. Старшина, конечно же, не упустил случая получить спирт на всю роту, на вчерашний ее состав, когда во взводах значилось по шестьдесят-семьдесят человек. Принесли котелок и для Воронцова.
— Вот, товарищ лейтенант, ваша доля, — сказал Быличкин и поставил плоский трофейный котелок рядом с телефонными аппаратами.
— Почему так много?
— На весь штаб.
— Неплохо живете, штрафные, — заметил Сивков, кивнув на котелок.
— Единственная привилегия.
— И то неплохо.
— Давайте, товарищ старший лейтенант, с нами, за компанию.
— Не откажусь.
— Только вот закусить нечем.
— Некогда уже закусывать, лейтенант.
Они выпили прямо из котелка, передавая его друг другу по очереди. Гридякин тоже пригубил.
— Солодовникова сильно тяпнуло? — спросил Сивков.
— Сильно. Месяц проваляется.
— Ну, пускай отдохнет. Труженик. В штрафную пошел. Звезд ему захотелось. А где зам? Кац где?
Гридякин сразу напрягся. Воронцов еще не знал, что его появление в траншее связано с судьбой замполита.
— Старший лейтенант Григорян тоже ранен. Правда, легко. Замполит… Замполит где-то во втором эшелоне, — пряча и от Сивкова, и от Гридякина глаза, ответил Воронцов. Не хотелось ему сейчас говорить о Каце. Никогда у них не было хороших отношений. И теперь Воронцов окончательно понял, почему. Но сейчас, перед атакой, об этом думать не хотелось.
Он вдруг спохватился, что надо было написать Зинаиде письмо. Хотя бы несколько строк. И оставить кому-нибудь из кашеваров. Или старшине.
Воронцов расстегнул ремень, снял фляжку и наполнил ее остатками водки.
— Трофейная? — кивнул на фляжку Сивков.
— Да. Память о прошлом лете.
Несколько минут сидели молча. Быличкин вышел. Сивков развернул карту:
— Значит, так, лейтенант. Прорываешься ты, я — следом. За рекой идем вдоль траншеи. Если они сразу не отойдут. От танков не отстаем. Ты с ними увязал?
— Да. Только вот брод придется разминировать под огнем.
— Ничего. Сейчас «катюши» сыграют, веселей будет. Я тебе саперов пришлю. Танки должны пройти. Нам без них траншею не взять.
Снова, как и в предыдущее утро, позади загудело, завыло, и сотни снарядов и мин полетели через их головы в сторону немецких окопов.
Бойцы прилипли к брустверам, вглядываясь в пойму, которую уже заволакивало дымом и копотью.
— Рот-та! — закричал Воронцов, не узнавая своего голоса.
Когда они подбежали к разрушенному мосту, там уже копошились саперы танковой бригады и еще несколько человек, видимо, из Шестой роты. Сивков хорошо понимал, что, если танки благополучно переправятся на тот берег, потерь у них, стрелков, во время броска к траншее будет значительно меньше. Танки ревели моторами где-то позади, они еще только выбирались на дорогу. Другого брода поблизости не было.
Огненно-черный вал взрывов уходил в глубину обороны противника, кромсал лес, батарею немецких ПТО, спрятанных в лощине на опушке, откуда хорошо просматривался брод, срубал телеграфные столбы, уходящие вдоль дороги куда-то на запад.
Немецкие окопы молчали. Только где-то левее, где наступали гвардейцы, завязалась перестрелка, но вскоре стихла, подавленная торопливыми очередями ППШ и взрывами гранат. Тяжелые фугасы, выпущенные из стапятидесятидвухмиллиметровых гаубиц, и снаряды реактивных минометов разметали траншею, блиндажи и пулеметные окопы. Дымились не только воронки, но и концы расщепленных бревен, какие-то предметы, выброшенные взрывами из блиндажей и окопов. Дымилась сама земля, пропитанная гарью.
Трупов было мало. Только кое-где, возле искореженных пулеметов, лежали вразброс по три-четыре немца.
Воронцов сразу же понял очевидное: заслоны. Значит, основные силы отошли и, возможно, не попали под огонь артиллерии. Он тут же приказал взводным двигаться колоннами, в темпе, не рассыпая цепи. Вскоре их догнали танки. Штрафники снова вскарабкались на броню. Шестая тоже поднялась, переправилась через реку и шла следом, метрах в ста от них. Сивков цепи тоже не развертывал, берег людей. Словно чувствовал, что главное — впереди.
— Пехота! Слушай мою команду! — Из люка башни КВ высунулся старший лейтенант Нелюбин. — Как только обнаружите ПТО, пулемет или скопление противника, постучите по башне и — несколько очередей, трассирующими, по курсу цели. Чтобы мы видели, куда стрелять!
Танки шли по лесной дороге, подминая гусеницами брошенные конные повозки, противогазные коробки, трупы лошадей и людей. Иногда в лесу, на дорожной просеке или на полянке, мелькали бегущие люди в серо-зеленых мундирах и камуфляжных куртках. Никто не стрелял в них. Не осмеливались выстрелить по сидящим на броне и они.
Лейтенант Нелюбин, крепко держась за металлическую скобу, приваренную к башне, другой рукой придерживал ППШ, смотрел вперед и по сторонам. Немцы выскакивали на дорогу, ошалело оглядывались на грохочущие танки, на десантников, сидевших на броне, некоторые тут же бросали винтовки и поднимали руки. Другие шарахались назад и исчезали в лесу. Точно так же бежал старшина Нелюбин летом сорок первого, отступая вдоль Варшавского шоссе к Юхнову. Но тогда, голодные и деморализованные красноармейцы выходили на дороги и сборные пункты десятками, сотнями. А эти упорно бегут к своим. И не стреляют только потому, что боятся ответного огня.
Воронцов постучал по броне прикладом автомата. Танк остановился. Старший лейтенант Нелюбин высунулся из люка.
— Нелюбин, — крикнул ему Воронцов, — разведку надо выслать.
— Зачем? Ты же видишь, бегут как зайцы!
— Нарвемся! Там где-то их оборона.
— Хорошо. — Старший лейтенант Нелюбин включил радиостанцию. — Двойка! Двойка! Лосев! Давай вперед! Дистанция — пятьдесят метров!
— Понял! — ответил Лосев. — Десант со мной?
— Да, с десантом!
— Понял!
Мощный КВ, приминая березняк, пошел на обгон. Когда он скрылся за поворотом лесной дороги, двинулась и остальная колонна.
Проскочили с полкилометра, впереди увидели разбитую колонну техники. Сгоревшие трехосные «бюссинги», искореженная зенитная установка, несколько бронетранспортеров с оторванными передними мостами и колесами, танки с вырванными башнями.
— Неужели это наша артиллерия так их разделала? — кивнул на груды горелого металла, сдвинутого с дороги, Сороковетов.