— Очень мило, — сказал Лашке, помогая Луизе опуститься в кресло. — Как чувствуете себя?
— Получше… Я и в самом деле выпила бы кофе.
Минуту спустя перед гостями стояли и кофейник, и блюдо с пирожными.
Блюдо было декорировано под широкую цветочную вазу. А пирожные и впрямь походили на тюльпаны — покачивались на ножках и свешивали изящные головки во все стороны.
— Ну и ну, — пробормотал Ловетти. — Если они такие же на вкус, как на вид… Как же их брать?
— А как срывают тюльпаны? — кокетливо улыбнулась Сизова.
“Тюльпан” был сорван. Ловетти отправил его в рот и почмокал губами от удовольствия.
— Теперь вы, — Сизова подвинула блюдо в сторону Лашке.
— Самый тонкий вкус и аромат, сеньора.
— Хватит похвал. Автор ждет критических замечаний, чтобы следующие партии фирменных “тюльпанов” получились еще удачнее. Итак, кто первый критик?
— Критика будет! — Ловетти нахмурил брови. — С моей точки зрения, изделия имеют весьма существенный недостаток. Вы сказали “греческие тюльпаны”? Может, в Греции они и в самом деле такие крохотные. Но в Голландии тюльпаны величиной с кулак молотобойца.
— Поняла, — улыбнулась хозяйка. — Учту. Однако должна предупредить: “голландские” будут вдвое дороже.
— А меня кормят ими бесплатно, — под общий хохот отпарировал Ловетти.
Музыка в динамиках смолкла. Диктор монотонно читал очередную хронику.
Сизова потянулась рукой к радиоприемнику, чтобы приглушить звук, но внезапно вступил другой дикторский голос и взволнованно объявил: только что в Париже совершено покушение на жизнь главы французского государства Шарля де Голля. На пути следования президента Франции в свою официальную резиденцию взорвался мощный фугас. К счастью, акция запоздала — лимузин президента и два автомобиля охраны успели миновать опасное место. Полиция схватила на месте происшествия подозрительного человека. И хотя тот не дал еще показаний, можно не сомневаться, что к покушению причастны “левые”, скорее всего коммунисты…
Ловетти и Лашке сидели с каменными лицами. Как по команде придвинули к себе чашки, стали помешивать в них ложечками.
Луиза, сделав глоток, слабо вскрикнула и откинулась на спинку стула.
— Надо срочно вызвать врача! — нахмурившись сказал Ловетти.
— Подождите, — с трудом проговорила Луиза. — Дайте немного отлежаться…
— Где ей прилечь? — Лашке обернулся к хозяйке.
Луизу отвели в комнатку в глубине коридора, уложили на диван, накрыли пледом. Хозяйка распорядилась, чтобы возле занемогшей осталась служанка, и все трое вернулись в комнату для гостей.
— Итак, — сказала Сизова, усевшись в кресло. — Мы узнали об очередной попытке убить генерала де Голля. На моей памяти это второе или третье покушение. И все неудачные. Не возьметесь ли сделать прогноз дальнейших событий?
Вопрос остался без ответа: вошла женщина, которая оставалась с Луизой. Она выглядела озабоченной.
Все вскочили на ноги.
— Не тревожьтесь, — сказала Сизова, — я сделаю все что нужно. Пейте кофе, я скоро вернусь.
Оставшись одни, Ловетти и Лашке некоторое время пробовали настроить приемник на Францию. В конце концов это удалось, но Париж передавал музыку.
— Я бы выпил чего-нибудь, — Ловетти выключил приемник, взглянул на партнера. — Может здесь найтись виски или коньяк?
— Нервничаешь?
— А вдруг препарат оказался с изъяном и у террориста прорезался голос? Представляешь, что будет, если он начнет вспоминать, назовет имена, адреса…
— Он не знает их!
— Это мы так считаем, что не знает. Мы и француза Бартье отнесли к разряду тех, кто сломлен и на активное сопротивление не способен. А что получилось?..
— Голос не прорежется, — упорно сказал Лашке. — До сих пор не было случая, чтобы у кого-нибудь прорезался. Почему этот должен стать исключением?
Возникла пауза.
— Ну что там с нашей красоткой? — побарабанив по столу, сказал Лашке.
Они вышли в коридор.
— Появились! — тихо сказала Сизова, сидевшая у изголовья Луизы.
Добрую половину низкого столика рядом с диваном теперь занимали пузырьки и коробочки с лекарствами.
Из коридора в открытую дверь комнаты было видно, как хозяйка кондитерской сменила компресс на лбу девушки, затем накапала в стакан каких-то капель. Мужчины вернулись в гостиную.
— Может, пойдешь к ним? — сказала Луиза. — Они уже четверть часа одни.
— Не будем спешить. Пусть всласть наговорятся о делах. У них столько важных тем для бесед! А мы потом послушаем…
Она посмотрела в окно и осеклась. По улице шел падре.
— Что там? — спросила Луиза.
Сизова не ответила. У нее были лишь мгновения, чтобы принять решение: падре вот-вот минует кондитерскую.
Вскоре улыбающаяся хозяйка кондитерской распахнула дверь в комнату, где находились Ловетти и Лашке.
— Сеньоры, — сказала она, пропуская вперед падре, — если вы всерьез хвалили мои изделия, то сейчас имеете возможность выразить признательность человеку, много сделавшему для успеха этого заведения. Вы видите самого уважаемого жителя города. Когда я приняла решение купить дом, он поднял на ноги лучших маклеров по продаже недвижимости. Отложив все другие дела, перебрал десяток зданий, прежде чем остановил выбор на доме, где вы сейчас находитесь, вместительном и удобном. Он же, падре, помогал советами, когда создавался ассортимент пирожных и кексов. А его речь на открытии кондитерской была столь прочувствованной, что многие едва сдерживали слезы… С тех пор я считаю святого отца своим наставником и покровителем… И вот, ухаживая за вашей спутницей, я поднимаю голову к окну и вижу на улице падре! Надо ли говорить, что уже в следующую секунду я мчалась к входной двери, чтобы пригласить его в кондитерскую!.. Итак, приветствуйте нашего высокого гостя. Смею уверить, в беседах с ним вы почерпнете много полезного. Беседуйте же и не скучайте. Надеюсь, мое отсутствие пройдет незамеченным. Я скоро вернусь.
Сизова вышла. Мужчины переглянулись. Они уже виделись после возвращения из сельвы: ночью несколько часов провели в церкви. Было условлено, что разговор продолжат после посещения нотариуса…
Вошла прислуга с блюдом сладостей для нового гостя. Внезапно Ловетти встал, сказав, что хочет еще разок взглянуть на больную. На этот раз дверь в комнату, где лежала Луиза, была закрыта. Возле нее сидела служанка. Встала, когда подошел Ловетти.
“Будто хочет специально загородить дверь”, — подумал он.
— Как сеньорита? — спросил Ловетти, вздрагивая от волнения.