Кузьмич открыл глаза, в ту же секунду сбросил ноги с кровати, встал и, приглаживая волосы, шагнул в кабинет. Он всегда просыпался вот так — сразу, начисто отметая самую мысль о том, что можно хоть минуту понежиться в постели… Эта привычка выработалась за годы отсидок в тюрьмах с диким режимом, где только тот выживал, кто ни на мгновение не расслаблял энергию, волю…
Саша спала, по-кошачьи свернувшись в углу дивана. Кузьмич тихо вышел к секретарю, распорядился насчет чая, вернулся и стал работать,
Несколько минут спустя, когда он поднял голову от бумаг, Саша сидела на диване с карандашом в руках и деловито перечитывала протокол. Они встретились взглядами и расхохотались.
Принесли чайник с кипятком, заварку, эмалированные кружки, Саша разлила чай, отхлебнула из своей кружки. Кузьмич смотрел на нее. Смотрел и молчал. Потом отпер сейф, достал шифровку. Из Москвы сообщили, что сюда отправлен кавалерийский полк особого назначения. Полк должен покончить с бандитизмом в уезде. Кузьмичу предписывалось принять кавалеристов под оперативное руководство, обеспечить выполнение боевой задачи.
— Когда его ждать? — спросила Саша.
— Сюда не прибудет. — Кузьмин сделал ударение на слове «сюда». — Стоит полку появиться в городе, как об этом узнает весь уезд. Банда снимется и уйдет. Где-нибудь в глуши переждет опасность — и тогда начинай все сызнова. — Он нашел на карте нужное место. — Гляди, двадцатая верста отсюда, разъезд Захарово. На разъезде полк скрытно выгрузится, даже не здесь, а чуть в стороне, прямо в поле — я знаю место… Отсюда направится на базирование в село Лозняки. Это пятнадцать верст от разъезда. Сейчас туда тянут секретный кабель… Полк занимает село, и мы объявляем карантин — не выпускаем оттуда ни единого человека. Тем временем разведка ищет банду Шерстева. Найдем ее — навалимся общими силами и ударим…
— Понимаю.
— Одну из разведгрупп возглавишь ты…
— Понимаю, — повторила Саша. Она положила ладонь на карту. — Если банда пришла от Григорьева, искать надо где-то здесь.
— Да, юго-восток — главное направление. Это район твоей группы. Но прощупаем весь уезд. Будет действовать десяток групп… Кого дать тебе в помощь?
— Олеся Гроху. — Саша задумалась. — Теперь вот еще что. Я бы хотела, чтобы снова допросили Лелеку.
— При тебе?
— Да. Но пусть он меня не видит. А я буду рядом, скажем, за занавеской.
— Сделаем.
— Это не все. Покажите мне письмо сестры Лелеки — то самое, о котором он упомянул на допросе.
Кузьмич отпер сейф, порылся в документах и передал Саше надорванный голубой конверт.
— Занятно, — сказала Саша, ознакомившись с письмом. — Только по обращению в начале да по двум фразам в тексте можно определить, что адресовано оно брату, а не сестре или, скажем, подруге. Почти весь текст можно толковать как угодно.
— Что ты задумала?
— Глядите: «дорогой Костя» легко превращается в «дорогую Настю». Ну, а два-три «опасных» словечка в самом письме попросту следует вычеркнуть — и дело с концом. Бывают же в письмах зачеркнутые слова и фразы!..
— Бывают, — сказал Кузьмич. — Ну-ну, продолжай!
— Вот я и подумала: если все сделать аккуратно, у меня окажется ценный документ — письмо особы, по которой, быть может, до сих пор вздыхает атаман Шерстев.
— Полагаешь, он помнит почерк той девицы?
— Не сомневаюсь! Гимназистки общались со своими кавалерами главным образом записками — это я по себе знаю. Он, конечно, получил в свое время не одну такую записку. Как же мог забыть руку любимой девушки?
— Хорошо. — Кузьмич взял письмо, мельком оглядел его, отложил в сторону. — Утром его приведут в надлежащий вид. Завтра же будут готовы другие документы. Но в путь двинешься не раньше чем прибудет кавполк. Так что не спеши — думай, готовься. А пока отправляйся домой и отдохни. Жду тебя в полдень. Явишься — вызовем Лелеку и начнем разговор. Кстати, набросай мне шпаргалку, о чем спрашивать его в первую очередь. Это чтобы не упустить ни одной мелочи.
— Сделаю. А вы найдите возможность раза два прервать допрос и заглянуть за занавеску: вдруг у меня возникнут новые вопросы!..
По старинному степному тракту, такому прямому, будто его прочертили по линейке, неторопливо пылили странники. Впереди шли два парня в широкополых соломенных шляпах — брылях. Поотстав на версту, двигались парень и девушка. Далее, почти у самого горизонта, в слепящих солнечных лучах неясно проступал силуэт еще одного путника.
Так они шли уже второй день, плохо одетые, босые, с перекинутыми через плечо башмаками. Каждый тащил груз — мешок или ранец, туго набитый и, видимо, тяжелый.
Второй парой были Саша и Олесь Гроха.
— Ну и теплынь, — пробормотал Гроха. — Будто не октябрь на дворе, а разгар лета. Сунуть бы голову под первый попавшийся куст, всхрапнуть малость!
Он протяжно зевнул. Спохватившись, прикрыл рот ладонью, с опаской посмотрел на спутницу.
— Манеры у тебя, — строго сказала Саша, едва подавив зевок. — Ну просто лорд Фаунтлерой… Есть такая книжица про английского аристократа, его маленького внука и собаку.
— Мне больше графья по душе, — сказал Гроха и сделал вид, что снимает шляпу и отвешивает низкий поклон. — Миледя, позволь ручку, я, граф де ла Фер, к твоим услугам!
— «Миледя»! — засмеялась Саша. — «Мушкетеров», что ли, читал на дорогу?
Гроха важно кивнул.
— Ну, парень! Только эту успел или еще чего?
— Чего не успел, с собой прихватил!
Гроха сбросил с плеча палку с болтавшимся на ее конце мешком, порылся в мешке, извлек книгу. Саша взяла ее. Первые страницы отсутствовали, остальные были растрепаны, порваны, кое-где проклеены папиросной бумагой.
— Названия нет, а так ничего, — сказал Гроха. — Захватывает, не отпускает.
— Это «Айвенго». Написал ее англичанин Вальтер Скотт. Постарайся найти и другую его книгу — «Робин Гуд».
— Вальтер Скотт, — повторил Гроха. — «Айвенго», «Робин Гуд»…
Он только три года назад выучился грамоте. Первую книгу увидел, когда вместе с печником, у которого состоял в подмастерьях, перекладывал плиту в доме богатого адвоката. Господский мальчишка крутился возле мастеров, а бонна все совала ему книгу в руки, пыталась увести из кухни. В конце концов это ей удалось, но напоследок мальчишка все же изловчился и запустил в нее книгой. Книга шлепнулась рядом с плитой. Олесь подобрал ее, сунул в ящик с инструментами — на самое дно.
Ему посчастливилось — это был «Робинзон Крузо».
С тех пор он читал все, что попадало в руки, и где придется — даже в седле, во время длительных степных переходов, когда был бойцом конного отряда самообороны уездного ревкома… Он стеснялся этой своей страсти, но исподволь добывал все новые книги. А потом вдруг такое придумал!.. Словом, была в УЧК каморка на первом этаже, заваленная всяким хламом. И вот, придя однажды на работу, сотрудники увидели, что дверь каморки распахнута, внутри чисто выметено и горит свет, а на двух сдвинутых столах уложены книги. Здесь же объявление: каждому разрешается взять книгу, чтобы почитать в свободное время, — пусть запишет свою фамилию в тетрадь, которая лежит на столе, и может читать книгу хоть неделю.