Вот и теперь, когда русские прорвали фронт на участке одного из батальонов полка, уничтожив опорный пункт и вторую линию траншей, батальоны второго эшелона, усиленные танками, бронетранспортерами с установками крупнокалиберных пулеметов, артиллерией, в том числе и самоходной, выстроились в боевой порядок в горловине между болотами и ждали появления противника.
Когда русские «сорокапятки» начали долбить их последний ДОТ, Бальк сразу понял, что им тут не удержаться. Один из снарядов влетел в амбразуру, разбил опорные бревна и с воем исчез в противоположной стене. ДОТ сразу наполнился пылью и запахом каленого металла. Третий номер, стоявший с запасным стволом в руках, рухнул на земляной пол, не издав ни звука. В его добротной стеганой куртке на спине зияла дыра, как будто парня проткнули колом. Из раны торчали осколки костей и багровая слизь, совсем не похожая на кровь. Первый раз на войне Бальк видел убитого орудийным снарядом. Не осколком, а именно снарядом, бронебойной болванкой калибра 45 мм, которыми иваны стреляют по танкам и бронетранспортерам. Теперь они стреляли из пушек в людей. Видимо, у них было достаточно снарядов, чтобы перебить их здесь, укрепившихся в этой деревне, из своих длинноствольных противотанковых орудий калибра 45 мм. Перебить по одному, как отстреливает снайпер пулеметный расчет.
– Уходим! Быстро снять со станков пулеметы и отходить к крайним домам! – скомандовал Бальк пулеметным расчетам.
Фельдфебеля Гейнце нигде не было видно. И командование арьергардом он принял на себя. Солдаты подчинялись беспрекословно. Все понимали, что кто-то должен отдавать распоряжения. Потому что исполнять их было куда легче, чем думать за всех.
Свой Schpandeu Бальк нес сам. Короткими перебежками, под пулями, оба расчета миновали расстояние в тридцать-сорок метров, отделявшее ДОТ от первых домов деревни. Через несколько минут к ним присоединилось и прикрытие, двое солдат, вооруженных карабинами. Все это время, пока они перебегали по тропе к крайнему дому, стрелки прикрытия вели огонь по русским, лежа у входа в покинутый ДОТ. Весь огонь иванов, в том числе и двух «сорокапяток», которые русские выкатили на прямую наводку, в эти минуты был сосредоточен на бегущих. Их счастье, что русские стреляли в это время по ним бронебойными болванками. Болванки с воем пролетали мимо, проламывали бревна домов, вспарывали снег под ногами. Но в бегущих не попала ни одна. Видимо, к такому повороту событий русские артиллеристы оказались попросту не готовы. Подносчики снарядов либо перепутали, либо просто не успели поднести к орудиям нужные заряды. Пара-тройка осколочных, и все они, покинувшие ДОТ, лежали бы сейчас в снегу с перебитыми ребрами и оторванными конечностями.
Им навстречу из-за дома выскочил фельдфебель Гейнце. Бальк вздохнул с облегчением. Когда командир рядом, любое положение, даже самое скверное, кажется не таким страшным, командир сейчас примет правильное решение и все поправит.
– Веди своих ребят туда! – И Гейнце указал на каменный сарай, стоявший в глубине деревни среди старых сосен.
Бальк вбежал в просторное здание сарая. Внутри пахло мукой. Здесь до недавнего времени работала мельница. Когда деревня оказалась на линии фронта, оборудование демонтировали и вывезли в тыл.
Конечно, за то, что они бросили ДОТ, не проявили должного упорства при защите его, Бальку, еще предстоит отвечать перед командованием. Фельдфебель Гейнце ни словом не обмолвился о брошенном ими ДОТе. Взводному все было ясно. Хорошо, если отвечать придется гауптману Фитцу. Тот опросит очевидцев и сделает свои выводы. Но не дай бог попасться кому-нибудь из штаба полка, кто носит партийный значок. Начальство, которое само не лежало под пулями иванов, любой отход с занимаемых позиций склонно расценивать как уклонение от боя. Неудачи теперь все чаще начали списывать на солдат, на усталость армии. Как будто они, солдаты, виноваты в том, что рейх уже не может восполнить потери в ротах и батальонах до требуемого штата.
Впрочем, сейчас ему и всем, кто рядом с ним, в этом выстуженном каменном сарае, стены которого изнутри, словно известкой, обметаны тонким слоем муки, наплевать на то, что будет после боя.
– Пауль! Туда! – крикнул он Брокельту, и тот побежал к узкому окну-бойнице в торцевой стене. Следом за ним двое солдат потащили коробки с лентами, запасные стволы и станок для «МГ-42».
Вдвоем с Буллертом они установили свой пулемет прямо в дверном проеме. Буллерт трясущимися пальцами запихивал в приемник конец металлической ленты. Бальк тем временем заваливал свободное пространство входа разным подручным хламом.
Здание сарая, по всей вероятности, было выстроено еще в прошлом веке. Советская власть так не строила. Полуарочные окна. Почти идеальная кладка фасада, усиленные углы, соразмерно утяжеленные небольшими выступами. На окнах решетки – замысловатая узорная ковка. На дверях ручки, замки и петли, в которых повторяется все тот же рисунок и мотив, что и на решетках, и в очертаниях всего здания. Такой сарай мог бы стоять и в городе. Обходя деревню, Бальк всякий раз останавливался перед этим строением. Он с восхищением осматривал его и не мог понять, каким образом такое чудо появилось здесь, в глухомани, среди болот и нищеты. И это тоже была – Россия.
Но сейчас предстояло думать о другом. Решетки – это хорошо, не обязательно у каждого окна ставить солдата, подумал Бальк, только как мы отсюда будем уходить? Оставалась только дверь. Но она выходила не на восток, не к лесу, а на запад, в сторону дороги, по которой сейчас бежали сюда русские.
Бальк лег за пулемет. Брокельт уже вел огонь в сторону гряды сосен, где тоже мелькали фигурки в белых камуфляжах. Иваны выскочили из-за изгороди и бросились к одиноко стоящей бане, вниз, в ольхи. От бани до каменного сарая оставалось метров пятьдесят. И, закрепись они там, в окна тут же полетят гранаты, а через мгновение после гранатной атаки, жди их самих. Бальк быстро поймал в прицел троих бегущих и срезал их первой же очередью.
– Порядок, Арним, – похлопал его по плечу Буллерт. – Отобьемся, дружище. Если они не подведут орудия и не примутся выкуривать нас отсюда, как выкурили из ДОТа.
– Так и будет, – ответил он, не отрывая глаз от опустевшей улицы.
Среди подстреленных им на пустыре двое оказались ранеными. Они кричали и барахтались в снегу. Один из них пытался тащить второго, но сил ему не хватало, он бросался в снег, отлеживался, а потом снова пытался тащить товарища. Добивать их никто не решался. Но и наблюдать за ними становилось тягостно.
– А ну-ка, дай им еще пару очередей, – сказал второй номер.
Бальку достаточно было взглянуть на него, чтобы тот на время замолчал.
Брокельт тоже прекратил стрельбу. Судя по возне у окна, расчет менял перегретый ствол. Для этого им понадобится минимум три-четыре минуты. Иваны за это время могут подойти на бросок гранаты. Бальк высунулся из-за своей примитивной баррикады, чтобы взглянуть на гряду сосен левее сарая. Одинокая фигурка в коротком белом полушубке мелькнула среди сосен. Бальк перекинул пулемет на ящик и прицелился. Мелькающий среди сосен нагнулся, немного повозился и потащил раненого к дому. Дом и надворные постройки чернели ниже и дальше по улице. Если стрелять, то надо стрелять именно сейчас, когда иван, утаскивающий раненого, еще не отполз туда, где сосны стояли чаще и где он мог найти укрытие от пуль. Но в движениях его Бальку показалось что-то странное. Да это же женщина! И он убрал палец со спуска.