Наконец, в поле задымился один танк. Он начал поворачивать вправо, видимо, теряя управление, и тут в его борт вошли еще две фосфорисцирующие трассы. Танк задымился, но некоторое время еще продолжал слепо двигаться вперед. Второе попадание оказалось более удачным. Танк вспыхнул, в нем сдетонировал боезапас, и машина начала раскалываться и распадаться на части.
Но немцы уже засекли несколько артиллерийских позиций, и две из них были тут же подавлены ответным огнем танковых орудий. Несколько снарядов упало и по линии траншеи. Пока немецкие танкисты стреляли по роте вслепую, не пристрелялись. Но те, кто побывал в боях и знал повадки немецких танкистов, понимали, что означали эти первые пристрелочные.
Девять машин, не сбавляя хода, продолжали двигаться на их окопы. Позади танков небольшими группами перебегала пехота.
Мотовилов метнулся на свой НП и там закричал капитану, корректировавшему огонь батарей:
– Правый фланг давай накрой! Смотри, что они делают!
Капитан посмотрел в бинокль и сказал, не глядя на Мотовилова:
– У нас три орудия накрыло. Расчеты – всмятку.
– Ты что, капитан, не понимаешь, что сейчас будет? Если вы их не остановите возле вон тех березочек, они разрежут роту на две части и через минуту будут здесь. Ну, соображаешь?
Капитан побледнел и начал торопливо передавать поправки. Через минуту перед тремя танками, шедшими на правофланговый взвод Третьей роты, вспыхнули багрово-черные кусты взрывов. Артиллеристы пристреливались фугасными. Следом за фугасными ушли несколько бронебойных трасс.
В какой-то момент танки замедлили ход и усилили огонь из башенных орудий. Доставалось в основном артиллеристам. Но и на окопы третьего взвода упало несколько 75-мм снарядов. Одним накрыло пулеметный расчет. Это была своего рода промежуточная артподготовка. Танки стреляли так интенсивно, что многие из бойцов сползли на дно своих ячеек и терпеливо ждали конца обстрела. А тем временем три машины с десантом пехоты на броне начали быстро сближаться с правым флангом. Немцы, видимо, почувствовали нестойкость обороны русских и решили пробивать брешь именно там, за большаком, где занимал окопы взвод лейтенанта Климкина.
Орудия прямой наводки вели упорный поединок с танками, маневрировавшими в центре и на левом фланге, и пропустили выгодный момент для стрельбы.
– Давай, тульский, теперь твой черед, – толкнул Мотовилов младшего сержанта Колышкина и побежал к пулеметчикам.
Взводы открыли огонь по танковому десанту в тот момент, когда те приблизились к заметному реперу, к березкам, о которых перед боем предупреждал ротный. Немцы сразу горохом посыпались с брони и залегли среди снопов овса. Некоторые побежали к березкам, к меже. Танки, не сбавляя хода, неслись вперед.
Первый взвод тоже открыл огонь.
Колышкин стрелял в ближний танк. До него было метров сто пятьдесят. Далековато. Пули попадали в железный корпус «T-IV», бронебойщик это чувствовал, но никакого вреда причинить они не могли.
– Эх, далековато! – Колышкин вытер рукавом вспотевший лоб. – Только патроны зря жгу. Надо бы сместиться метров на пятьдесят правее.
– Подожди, сейчас и сюда попрут, – отозвался второй номер.
– Умный ты мужик, Брыкин. Только в лоб нам их не взять. Так что приготовь гранаты.
Гранаты сейчас готовили и во втором, и в третьем взводах. А в четвертом они уже пошли в ход.
Как и предполагал Мотовилов, немцы решили вклиниться в их оборону своим левым флангом, чтобы пойти потом вдоль траншеи и заодно расстрелять последние орудия, стоявшие на прямой наводке и мешавшие танковой атаке. Другие батареи артполка стояли глубже и в дело пока не вступили. Танки, выбрасывая черные выхлопы дыма, перевалили через увал и вскоре оказались в пологой низине. Теперь они были видны только четвертому взводу.
– Бронебой, бери, брат, свою мортиру и дуй туда. В самое пекло не лезь. – И Мотовилов подозвал к себе связного, вытащил из полевой сумки блокнот и начал торопливо писать записку.
Расчет ПТР занял позицию на стыке первого и третьего взводов. Отсюда, из брошенного пулеметчиками окопчика, хорошо просматривались низина и стоявшие в ней танки. Танкисты ждали, когда подтянется пехота. В одиночку вперед идти не решались. А тем временем через их головы начали бить тяжелые минометы. Мины ложились с такой губительной точностью, что через минуту опушка, где держал оборону четвертый взвод и где взблескивали вспышки винтовочных выстрелов, погрузилась в облако черного дыма. Налет прекратился в тот самый момент, когда танки, приняв на броню пехоту, двинулись вперед.
Колышкин сделал первый выстрел, когда головной «T-IV» колыхался в его прицеле метрах в восьмидесяти от окопов четвертого взвода. Артиллеристы ни его, ни две другие цели, следовавшие немного позади, по всей вероятности, еще не видели. Они по-прежнему были заняты перестрелкой с другими танками. А у расчета ПТР началась своя работа. И младший сержант Колышкин одну пулю за другой всаживал в черную угловатую бронированную коробку. Перед опушкой, когда все три танка выстроились в один ряд, пехота покинула броню и, сгруппировавшись позади машин, продолжала продвигаться вперед уже другим порядком. Пулеметчики залегли в стерне и открыли огонь.
– Петров, вы видите пулеметчика? – Хаустов привстал на локте, оглянулся на своего напарника.
– Плохо, Глеб Борисович. Дым мешает. Вижу вспышки.
– Бери от вспышек левее примерно на длину человеческого тела. Делай по одному выстрелу и каждый раз смещай сантиметров на тридцать.
Пулемет вскоре замолчал. То ли переместился, то ли они все же попали в него. Но через минуту пулемет заработал ближе к ним, в группе, продвигавшейся за крайним «T-III», который часто останавливался и, повернув башню с коротким окурком ствола, снаряд за снарядом посылал в сторону бронебойщиков. Окоп, из которого минуту назад хлестко била бронебойка, затянуло дымом и толовым смрадом. В какой-то миг завеса дыма прилегла от порыва ветра, и Петров отчетливо увидел в прицел пулеметный расчет. Сильная оптика настолько сокращала пространство, что боец даже вздрогнул, увидев немцев рядом с собой. Ему даже показалось, что он слышит их голоса. Первый номер уже лежал в стерне, прижав к плечу короткий приклад «МГ», а второй стоял слева на коленях и смотрел в бинокль. Еще мгновение, и дырчатый ствол пулемета задергался в руках первого номера, клочковатое белое пламя запрыгало на раструбе ствола. Второй номер отнял от глаз бинокль и что-то сказал своему командиру. Надо первым бить наблюдателя, подумал Петров. Но, словно чувствуя ток его жестоких мыслей, наблюдатель скользнул окулярами по траншее вправо и остановился. Немец, казалось, окаменел. Наверняка он увидел его, бойца Петрова, который тоже внимательно смотрел на него. Преимущество было у Петрова. И даже не потому, что он увидел его первым. А потому, что он смотрел на немца через прицел снайперской винтовки. До цели не больше ста метров, и если я промахнусь, решил для себя Петров, то справедливо будет передать винтовку кому-то более опытному и хладнокровному. Или более везучему. Хотя он считал себя человеком везучим. Ему всегда везло на экзаменах. Загадывал какой-нибудь билет, ответы на вопросы которого он знал превосходно, и билет ему неизменно доставался. Везло ему и в другом. Но другое, до этого момента, он считал в своей жизни неважным, второстепенным.